Бретт Холлидей - Как это случилось

На этот раз звонил Тимоти Рурк, репортер «Дэйли ньюс».

— Майк, это Тим. Ты что, занят?

— Нет, просто коротаю свободный вечерок с телефоном в обнимку, — съязвил Шейн.

— Слушай, Майк, ты знаешь некую Ванду Уэзерби?

— Да я весь вечер только о ней и слышу! Это что, теперь так шутят?

— Шутят? — удивился Рурк. — Нет. Как насчет того, чтобы приехать ко мне, если, конечно, ты не занят? Или мы можем к тебе приехать. Видишь ли, Майк, тут один мой друг попал в историю…

— С Вандой?

— Да. Дело в том, что… Майк, может, лучше он сам тебе все расскажет? Мы можем приехать?

— Я сейчас ухожу. Ты откуда звонишь?

— Мы дома у Ральфа. У Ральфа Флэннагана. «Кортленд-армс», квартира двадцать шесть.

— Ладно, Тим, оставайтесь там, я подъеду попозже.

Шейн бросил трубку и, хлопнув дверью, выбежал из квартиры. В вестибюле он махнул рукой дежурному на коммутаторе.

— Дик, если мне будут звонить, записывайте все, что передадут. Надеюсь, вернусь не позже двенадцати.

Выйдя из подъезда, Шейн заторопился к гаражу, расположенному с задней стороны отеля.

По дороге в северную часть города он думал о Ральфе Флэннагане. Тот факт, что Тим назвал его своим другом, еще ни о чем не говорил. Тим работал репортером в одной из ведущих газет Майами, и заводить друзей было его основным занятием, особенно если его длинный нос чуял запах какой-нибудь очередной сенсации. Шейн даже притормозил в нерешительности, не зная, к кому ехать в первую очередь, но, вспомнив разговор с Вандой и ее взвинченное, близкое к истерике состояние, больше не раздумывал. Движение на улицах было слабое, и он, увеличив скорость, повернул на запад и пересек Майами-авеню. Дальше начиналась 75-я улица.

Шейн ехал медленно, чтобы не пропустить нужный ему квартал, и когда увидел, что в доме с правой стороны дороги горит свет, притормозил у обочины. Некоторое время он сидел в машине, осматриваясь по сторонам.

Дом представлял собой одноэтажное бунгало с оштукатуренными стенами, стоявшее в некотором отдалении от дороги. Заросшая травой лужайка, окружавшая дом с обеих сторон, тянулась футов на пятьдесят до живой изгороди из гибискуса, за которой начинался соседний участок. Номер дома, написанный светящейся краской на низеньком столбике у самого края лужайки, сразу бросался в глаза, и Шейн понял, что попал по адресу. Он вылез из машины, по асфальтовой дорожке подошел к двери и позвонил. Где-то в глубине дома задребезжал звонок, но оттуда не доносилось ни звука. Тишина вокруг становилась все более гнетущей, и Шейн вдруг понял, что напряженно прислушивается, стараясь уловить звук шагов Ванды Уэзерби.

Он позвонил снова, на этот раз более настойчиво. Когда звонок умолк, тишина показалась ему еще более тягостной. Подождав несколько секунд, Шейн отступил назад, рассматривая два больших окна по обеим сторонам двери. Плотные кремовые портьеры на окнах были задернуты, не позволяя разглядеть, что творится внутри, и он по узкой тропинке двинулся в обход дома.

Первое же окно на боковой стороне дома было открыто настежь — видимо, для того, чтобы проветрить комнату. Прямо у окна стоял тонкий каминный экран, отделанный по краям узором из медной проволоки. Яркий свет торшера у изголовья кушетки падал на тело женщины, лежавшей лицом вниз на ковре футах в десяти от окна. Копна золотисто-рыжеватых волос не позволяла разглядеть лицо с того места, где находился Шейн, но свет торшера отражался также в красной лужице, растекшейся вокруг ее головы, и Шейн понял, почему Ванда Уэзерби так долго не открывала дверь.

Он машинально посмотрел на часы. Было десять тридцать восемь.

Серые глаза Шейна потемнели от гнева, и на скулах заходили желваки. Отступив на шаг от освещенного окна, он закурил. Его охватило чувство обиды, досады и разочарования. Ему было крайне важно как можно больше узнать о Ванде Уэзерби — кем она была, чего от него хотела, что значила для других людей, звонивших ему сегодня вечером…

Сама она уже ничего не сможет рассказать, не сможет ответить ни на один из вопросов, возникших у него. Теперь он убедился окончательно, что у Ванды была достаточно веская причина для паники, когда она умоляла его поскорее приехать.

Но за последние полчаса ситуация в корне изменилась. Шейн с огорчением вспомнил, как она говорила, что речь идет о жизни и смерти. Скорее всего, Ванда не отдавала себе отчета, насколько близка была опасность, иначе настояла бы на том, чтобы он выехал немедленно.

Подойдя поближе к окну, Шейн протянул руку, чтобы отодвинуть каминный экран в сторону и замер, увидев маленькое круглое отверстие почти в самом центре проволоки чуть повыше рамки. Конечно, нельзя было с полной уверенностью утверждать, что оно появилось недавно, и что его проделала пуля, но именно такое предположение приходило в голову в первую очередь. Так и не дотронувшись до экрана, Шейн отдернул руку и быстро зашагал к задней стороне бунгало.

Две широкие ступени вели к двери на кухню. Маленькая прихожая была не заперта, но тяжелая застекленная дверь не поддалась, когда Шейн схватился за дверную ручку. Он саданул локтем по тонкому стеклу и отскочил, уворачиваясь от града посыпавшихся осколков. Потом просунул руку в образовавшееся отверстие и повернул ключ.

Распахнув дверь, Шейн шагнул в темную кухню. Нащупав на стене выключатель, он включил свет и прошел через буфетную в столовую. В глаза бросилась дорогая обстановка: толстый пушистый ковер, полированный стол красного дерева в центре комнаты, хрустальная ваза со свежими розами, четыре серебряных подсвечника, симметрично расставленных на столе, — на все падал мягкий свет, проникавший из гостиной.

Убедившись, что Ванда Уэзерби мертва уже по крайней мере полчаса, Шейн выпрямился и огляделся. Слева от окна, через которое он заглянул в комнату, находился камин, рядом — старинная подставка для дров, каминная щетка и корзинка со щепками для растопки. Два кресла стояли по бокам маленького инкрустированного столика с пепельницей и серебряной сигаретницей, а прямо под окном уютно разместилась антикварная софа с низкой спинкой, покрытой искусной резьбой.

Ванда Уэзерби лежала на дорогом афганском ковре, покрывавшем почти всю комнату, прямо перед софой, рядом с которой находился столик с телефоном. На ней был туго стянутый поясом халат цвета морской волны, отделанный золотым парчовым кантом. Широкие полы халата распахнулись, обнажив ее стройные ноги — левая нога лежала поверх правой, а ступни были неестественно вывернуты. Правая рука вытянута вперед, длинные тонкие пальцы расслаблены, левая рука согнута и придавлена телом.

Стоя над Вандой, Шейн внимательно осмотрел ее и, наконец, сумел разглядеть кровавое отверстие в верхней части затылка, скрытое кольцами густых рыжеватых волос.