Микки Спиллейн - Дип

Вдоль стен подвала стояли ящики. Здесь же находился стол с несколькими пододвинутыми к нему вплотную стульями, и даже — на небольшой подставке — расположился радиоприемник.

— Радио все еще работает, — заметил Соммерс. — Иногда я включаю его. Когда мы были здесь в тот раз с Беннетом, мы сидели и слушали. Но приемник ловит всего две-три станции. Очень старый.

Я расхаживал по обширному помещению и невольно вспоминал давно минувшие дни. Именно здесь проводились встречи и собрания «рыцарей совы» в печальный период организации их клуба. Спустя некоторое время огромный подвал был переоборудован под несколько помещений, хотя общая планировка их и осталась неизменной.

Я вглядывался в ниши, углы, припоминал места, где мы с Беннетом планировали устроить тайники, но ничто в этом помещении не наводило меня на мысль о возможности того, что Беннет мог бы здесь хранить столь важные документы.

— Мистер Дип, у меня здесь есть кувшинчик, и мы могли бы вспомнить старое время. За этим столом.

— В другой раз, может быть.

Хенни, казалось, был разочарован моим поведением.

— Мистеру Беннету иногда нравилось…

— А мне нет, Хенни.

— Мистер Дип, что мне делать с ящиками, которые мистер Беннет заказал и которые сложены вот здесь?

— А что в них?

— Пятьдесят ящиков импортных бутылок и двадцать пакетов с… с материалом.

— Давно поступила эта партия?

— За день и даже меньше до того, как… это случилось с мистером Беннетом. Вы знаете, он не любил оставлять здесь такой товар больше суток. Всякое может быть. В последнее время копы стали особенно принюхиваться к клубу.

— Для кого предназначался товар?

— В том-то и дело, что мистер Беннет не успел мне сказать. Он вообще всегда сам распоряжался. Приводил парней, и они забирали.

— Пока, Хенни, храните все здесь, а потом я разберусь.

— Хорошо, мистер Дип. Но бутылки еще куда ни шло… А вот пакеты…

— Ничего. День-два полежат.

— Должна быть еще одна партия! Меня предупредил мистер Беннет.

— От кого?

— Об этом мне никто не говорил. Но я знаю парней, которые доставляют сюда товар.

— На днях я разберусь со всем этим. Заключу новое соглашение о поставках.

— О'кей, мистер Дип. Это ваше дело.

— Поднимемся, Хенни, наверх.

Мы вышли из подвала, и я, поджидая, пока Хенни закроет окованную железом дверь, осматривал другие две двери, ведшие в хозяйственные помещения. Одна из дверей открывалась в темное, грязное помещение, где в мое время располагались угольные бункеры. Судя по следам на полу, оно и теперь использовалось под угольный склад. На секунду у меня мелькнуло воспоминание о том, что когда-то давно, за неимением лучшего, мы с Беннетом оборудовали один из наших тайников в этом угольном складе. Но времена для подобной романтики давно уже миновали.

Мы поднялись наверх и обошли с Хенни ряд помещений. Все здесь, за исключением меблировки и новой окраски, мне было отлично знакомо, но я еще раз внимательно присматривался ко всему, надеясь найти какое-либо подходящее место, где Беннет мог бы устроить тайник. Но ничего похожего не заметил.

Когда мы спускались по лестнице, я спросил:

— Имел ли Беннет где-нибудь в этом здании сейф?

— Сейф? Здесь? Нет. Определенно нет. Все бумаги, например после собраний, он всегда уносил с собой. Он никогда не держал здесь никаких документов.

Утверждение Хенни было логично. Охотников за документами организации Беннета могло быть немало, и никакого труда для них не составляло ворваться в подходящее время в клуб и, не стесняясь присутствия старика Хенни, перевернуть все вверх дном в поисках бумаг. Одно только подозрение, что где-то здесь спрятаны документы, превратило бы здание клуба в предмет особой и постоянной «заботы» и гангстеров, и полиции.

Нет, место, где Беннет хранил свою папку, должно быть ограждено от пожара, от воров, от копов, от всех случайностей.

Но одновременно Беннет должен был быть уверен в том, что я, вне всяких сомнений, это место найду.

Мне припомнились последние наши встречи. Более двадцати лет назад я говорил Беннету: «Либо ты, либо я, Беннет. Зачем нам делить город на твое и мое поля деятельности? Города хватит для дела только одного из нас. Мы уже не маленькие. Собела уже отбросили на задний план. А что ждет впереди?» — «Черт возьми, но ты, Дип, прав. Надо смотреть вперед. Я и ты заложили большое дело. Практически мы с тобой подчинили себе всех в отношении получения и доставки забавных материалов. Осталось доделать немногое». — «Верно, Беннет. Поэтому зачем нам состязаться друг с другом? Зачем конкурировать? Зачем мешать друг другу? Есть и другие города, и другие места. Давай разойдемся, но разойдемся друзьями. Бросим жребий. Подбросим монету, и кто проиграет — тот уедет в другой город».

Об этом мы говорили с ним не впервые. В течение месяца обсуждали мы этот несколько сентиментальный и романтичный план. Теперь же речь шла о деталях.

«В любом случае, Дип, мы расстанемся. Но будем всегда твердо помнить наш уговор. Если когда-либо и что-либо случится с кем-нибудь из нас, оставшийся унаследует все. Если кого-либо из нас настигнет насильственная смерть, то другой будет обязан приложить все свои силы и, если понадобится, и средства для поимки убийцы. Соответствующие завещания с такими пунктами должны находиться у наших поверенных. Что касается меня, Дип, то я позабочусь о том, чтобы ты смог найти мою папку с секретными документами в случае твоего возвращения сюда, и постараюсь, чтобы этот клуб, который нас поднял наверх, тоже всегда оставался прежним». — «Хорошо, Беннет». — «О'кей. Кто подбросит монету?» — «Разбудим Хенни. Пускай бросает».

Через несколько минут разбуженный Хенни Соммерс подбросил вверх маленький центовик. Я проиграл. Мы торжественно пожали друг другу руки, и я ушел, а затем уехал искать свое место. С тех пор я и близко не подъезжал к Нью-Йорку.

Как бы невзначай я спросил:

— Хенни, вы не помните, как однажды вы подбрасывали монету по просьбе Беннета и моей?

Хенни усиленно моргал глазами, но ничего похожего вспомнить не мог.

Пожелав ему всего хорошего, я вышел из клуба, остановил на углу такси и дал шоферу адрес Бэттена.

На стенах, в дополнение к Ван Гогу, был еще повешен Пикассо, хотя его краски и формы мало гармонировали с темными цветами и глубокой кистью Ван Гога.

Бэттен сидел откинувшись в своем мягком кресле и просматривал газеты.

При моем появлении он повернул голову, но вошедшая вслед за мной горничная, не спрашивая разрешения и не ожидая вопросов, быстро проговорила:

— Он не дал мне возможности доложить вам, мистер Бэттен.

Вильс кивнул головой, горничная улыбнулась мне и исчезла.

— Не тратьте деньги, Бэттен, которые вам еще не принадлежат.