Джеймс Хедли Чейз - Выбор пал на меня

— Не возражаешь, дорогой?

— Не называй меня так, — раздраженно буркнул Корридон. — И садись. Почему я должен возражать?

Она села, сунув зонт и сумку под стол. Серый фланелевый костюм прекрасно подчеркивал ее соблазнительные формы. Корридон отметил, что выглядит она очень даже привлекательно и вполне может крутиться возле «Ритца».

— Как дела, Милли?

Она повернулась к нему, блеснула глазками и засмеялась:

— Неплохо… Правда неплохо. Хотя и не то что прежде. Скучаю, представь себе, по американцам.

Официант принес бокалы, и Корридон сразу расплатился. Милли, которая все замечала, трогательно взглянула на него:

— А ты как, Мартин?

Он пожал плечами:

— Так себе… Что Сузи?

— О, прекрасно!.. Я навещала ее в воскресенье. Она уже начала говорить.

Корридон усмехнулся:

— Ну, раз начала, теперь ее не остановить. Передавай привет малышке. — Он нащупал в кармане банкнот и, вытащив, протянул Милли. — Купи ей что-нибудь. Дети любят подарки.

— Но, Мартин, я слышала…

— Никогда не верь слухам. — Корридон нахмурился, его серые глаза потемнели. — Делай, что тебе говорят, и помалкивай.

— Хорошо, дорогой.

Макс, невысокий мужчина в красно-белой клетчатой рубашке и мешковатых фланелевых брюках, прошел к пианино. Он работал в клубе со дня открытия. Поговаривали, будто у него туберкулез или рак… Макс не признавал и не отрицал этого. Он сидел в клубе и играл на пианино. До войны, во время и после нее, ночь за ночью.

Милли, не удержавшись, начала подпевать, постукивая в такт мелодии каблучками.

— Здорово, правда? — Она покосилась на Корридона. — Как бы я хотела уметь что-нибудь стоящее… Например, играть, как он.

Корридон усмехнулся:

— Не прибедняйся, Милли. Макс был бы счастлив зарабатывать столько, сколько ты.

Она скорчила рожицу:

— Я хочу показать тебе кое-что. Только держи так, чтобы никто не видел. — Милли вытащила из-под стола свою сумочку, достала из нее что-то и сунула ему в руку. — Ты не знаешь, что это?

Корридон осторожно разжал кулак и увидел светлый камушек, по форме напоминающий плоское кольцо. Он, хмурясь, повертел его в руке, внимательно разглядывая.

— Где ты это взяла?

— Нашла.

— Где?

— В чем дело, Мартин? Не будь таким таинственным.

— Держу пари, это нефритовое кольцо для стрельбы из лука. На большой палец.

— Что-что?..

— Ими пользовались китайцы. Если не фальшивое, то стоит немалых денег.

— Сколько?

— Понятия не имею. Возможно, сотню. А может, и гораздо больше.

— Ты хочешь сказать, что такие кольца носили стрелки из лука?

— Да. Для натягивания тетивы. Еще до нашей эры.

Милли вздрогнула:

— До нашей эры?

Корридон улыбнулся:

— Не волнуйся, скорее всего, это подделка. Где ты его взяла?

— Наверное, мой клиент потерял. Я нашла его под комодом.

— Лучше отдай в полицию. Если кольцо подлинное, клиент наверняка поднимет шум. Я не хочу, чтобы тебя посадили в тюрьму.

— Он не знает, что я нашла… — возразила Милли.

— Но скоро узнает, как только ты попытаешься его продать. — Корридон под столом вернул ей кольцо.

— Думаешь, он назначит вознаграждение?

— Возможно.

Она на мгновение задумалась и покачала головой:

— Надеюсь, обойдется.

— И все же тебе лучше избавиться от кольца, Милли. Такие вещи всегда легко отследить.

— А ты… ты не хочешь его купить, Мартин? Скажем, за полсотни?

Корридон засмеялся:

— Может быть, оно стоит не больше пятерки. Нет, спасибо, Милли, это не по моей части. Да и что мне с ним делать?

Милли разочарованно вздохнула и положила кольцо в сумочку.

— Я не знала, что это нефрит. Я думала, нефрит желтый.

— Ты спутала с янтарем, — терпеливо пояснил Корридон.

— Да? — Глаза Милли в удивлении расширились. — Откуда ты все знаешь?.. Я, как только нашла его, сразу поняла, что, кроме тебя, в этом никто не разберется.

— Заходи иногда в Британский музей, — улыбнулся Корридон.

— О, я бы умерла там от скуки. Впрочем, ладно, как-нибудь своди меня. Ну, привет. Спасибо за подарок для Сузи. Я куплю ей Микки-Мауса.

— Хорошая мысль. — Корридон смял окурок в пепельнице. — Не забудь избавиться от кольца. Отдай его первому попавшемуся полицейскому и скажи, что нашла на улице.

Милли захихикала:

— Представляю, как вытянется у него физиономия!.. Пока, Мартин.

Зани в душе ликовал — Корридон покинул «Аметист», так и не попросив денег. Но такая мысль даже не пришла в голову Корридону. Шагая домой, он увидел на углу улицы Милли, увлеченную беседой с худощавым мужчиной в темном пальто и шляпе. Не заметив Мартина, она взяла мужчину под руку, и они двинулись по улице в сторону ее дома.

Обычно наблюдательный, Корридон не обратил внимания на ее спутника, лишь бросил в их сторону быстрый равнодушный взгляд. Он был обеспокоен собственными планами и проблемами, и этот незнакомый мужчина остался для него не более чем бесформенным темным силуэтом.

Вот уже год Корридон жил в трехкомнатной квартире над гаражом, расположенным позади госпиталя Святого Георгия. Он нанял приходящую горничную, которая каждый день поддерживала порядок в его холостяцком убежище. Небольшой, убого обставленной гостиной он по чти не пользовался — там было сыро и мрачно. Впрочем, спальня тоже не отличалась уютом, была сырой и мрачной. Ее единственное окно выходило прямо к высокой стене, загораживающей свет.

Корридона это устраивало. Он не хотел быть связанным домом. А не имея вещей, особенно дорогих сердцу, Мартин в любой момент мог без сожаления оставить квартиру и никогда сюда не возвращаться и не вспоминать. Как место для ночлега она его устраивала и даже имела некоторые преимущества в виде решеток на окнах и крепких дверей. К тому же по вечерам ему никто не мешал — остальные помещения в здании были заняты разными коммерческими фирмами, и сотрудники уходили в шесть вечера. Тогда Корридон оставался один в этом большом доме.

Корридон проснулся в восемь утра. Он не спешил выбираться из постели. Неторопливо потянулся и уставился в потолок. В голову сразу полезли мысли о том, надо или нет уезжать из Англии. Не переставая думать о своих делах, он встал, побрился и начал одеваться. Пока Корридон сражался с галстуком, не желающим завязываться в узел, в дверь постучали. Корридон спустился по лестнице, ведущей к единственному входу в квартиру, и открыл дверь. Он ожидал увидеть почтальона. Однако перед ним предстал лучащийся доброжелательностью инспектор Роулинс из Центрального уголовного бюро.

— Доброе утро, — ощерился в улыбке Роулинс. — На ловца и зверь бежит.

Глядя на этого крупного мужчину лет пятидесяти, с широким румяным лицом, можно было подумать, что он вчера вернулся из отпуска с морского побережья. Даже после двух суток непрерывной работы Роулинс оставался энергичен и бодр. Корридон знал его как храброго, добросовестного, честного, но очень хитрого полицейского, скрывающего холодный, ясный ум за добродушной улыбкой деревенского священника…