Джеймс Хедли Чейз - По дороге к смерти

— Почему ты не мог мне утром этого сказать? — спросила она, откинув прядь темных волос с глаз. — У нас на ужин гуляш.

Лепски в нетерпении переминался с ноги на ногу.

— Бог с ним. Мы идем в ресторан, и, бога ради, не начинай спор.

Это замечание было фатальным, и, как только Лепски произнес эти слова, он понял свою ошибку. Кэрол стала высокомерной и приготовилась к бою.

— Ты говоришь, что это я начинаю спор? — спросила она.

Поняв, что играет с огнем, Лепски натянуто улыбнулся:

— Я ничего подобного не говорил. Начинать спор? Ну послушай, золотко…

— Ты сказал: «Не начинай спор».

Лепски попытался придать своему лицу удивленное выражение.

— Я так сказал? Забудь. Это была шутка. Значит, сегодня вечером…

— У нас с тобой представления о шутках весьма различны.

Лепски пригладил волосы. Он быстро шагнул пару раз вправо, потом пару раз влево, потом, почувствовав облегчение, сказал:

— Ладно, без шуток. Забудь, дорогая. Мы идем в ресторан Доминико. Это один из трех лучших ресторанов города. Превосходная еда… море… пляж… тихая музыка… неяркие огни… шедевр!

В сердце Кэрол закралось подозрение.

— А почему мы туда идем? — спросила она. — Ты что, сделал что-то не так? Ты пытаешься загладить свою вину?

Лепски сунул пальцы за воротничок и немного оттянул его.

— Нас пригласили, — сказал он слегка повышенным тоном. — Я понравился владельцу этого чертова ресторана. Он сказал, чтобы я привел… мой бог… мою жену… ну, и мы идем. Бесплатно.

— Надо ли так ругаться, Лепски?

Лепски стоял на месте не двигаясь. Он был немного обеспокоен частотой своего пульса. Наконец он сказал:

— Забудь, золотко. Мы приглашены… ну так пойдем.

Кэрол смотрела на него.

— Этот человек нас пригласил?

Лепски тупо кивнул.

— Тогда в чем он виноват?

Лепски сделал круг по кухне.

— Ни в чем. Я просто ему понравился, — сказал он, когда смог говорить.

— Почему?

— Откуда мне знать, черт возьми? Он нас пригласил, боже ты мой, а мы с тобой должны теперь вместе попасть в психушку, лишь бы узнать, почему он это сделал?

— Я бы хотела, чтобы ты говорил чуть потише, Лепски, — сурово заявила Кэрол. — Уверена, что он обманщик и ему что-то от тебя надо.

— Что ж… замечательно… ну, так он обманщик и чего-то хочет от меня! Какая разница? У нас будет бесплатный ужин! — Лепски сильно взмахнул рукой. Он попал по крышке соусницы, обжегся и выразился столь мощно, что Кэрол заткнула уши руками.

— Лепски! Мне иногда просто стыдно за тебя!

Лепски сжал кулаки.

— Так ты будешь прихорашиваться? — зарычал он. — У меня есть какие-нибудь чистые рубашки?

Она уставилась на него:

— А сколько рубашек ты собрался надеть сегодня вечером?

Лепски на мгновение закрыл глаза.

— Я спрашиваю, есть ли хоть одна чертова чистая рубашка, которую я могу надеть?

— Конечно есть. Что ты смотришь? А мне что надеть?

Этот вопрос всегда доводил Лепски до бешенства. Кэрол всегда спрашивала об этом, и начинался многочасовой спор.

— Что хочешь… знаешь… только, чтобы ты выглядела так же замечательно, как всегда. Не выключишь ли ты плиту, а?

Спустя час Лепски сидел в маленьком внутреннем дворике с зажженной сигаретой, пытаясь подавить свое нетерпение, — из-за этих попыток его давление неуклонно поднималось.

Хотя он был женат уже три года, он все еще не мог привыкнуть к тому, каким образом жена выбирала, что надеть для выхода в свет. Сначала она шла к себе в комнату и вынимала всю одежду, раскладывая ее на кровати. Потом она накладывала вето на каждое платье, рассказывала загнанному в комнату Лепски, что в любом из них ей стыдно выйти, а ему должно быть стыдно, что он детектив второго класса, когда спокойно мог бы быть сержантом и получать соответствующую зарплату.

Лепски переносил эту пытку так часто, что ее слова входили ему в одно ухо и выходили из другого, но даже не слыша монолога, он чувствовал, что время на месте не стоит.

Наконец он хитроумно предложил ей надеть нарядное черное платье, сказав, что она произведет в нем фурор, — и получил в ответ (на что и рассчитывал), что он, наверное, сошел с ума, вообразив, что она пойдет в пляжный ресторан в черном платье. Она выбрала красно-белый костюм, который он и хотел на ней увидеть, но знал, что стоило ему это предложить, как последовал бы новый спор.

Наконец он выбрался из спальни, сделал себе двойное виски с содой и теперь ждал, когда она закончит одеваться.

Чуть позже, около пятнадцати минут восьмого, она появилась на террасе, Лепски оглядел ее. Она была так привлекательна, так безукоризненна, так хороша, что он вскочил, а в глазах его был тот самый блеск, который жены быстро распознают.

— Не будь таким отвратительным! — фыркнула она. — Лепски! И не пробуй даже до меня дотронуться!

Лепски понял, что теперь не время, и уставился на нее.

— Миссис Лепски, когда мы вернемся домой, назначаю вам свидание, — заявил он. — Поэт, сказавший, что в лесу что-то шевелилось, видимо, думал о вас.

Кэрол подавила смешок, потом напустила на себя свирепость:

— Не будь таким вульгарным. Ну… я нормально выгляжу?

— Потрясающе, роскошно, сногсшибательно! Пошли!

Когда он направился к машине, Кэрол попросила:

— Подожди минутку!

Лепски остановился и начал гудеть себе под нос. Он посмотрел на нее, выдавил улыбку, потом спросил саркастически:

— Что на этот раз? Дырка в чулке? Разорвалась бретелька? Забыла сумочку? Нет носового платка? Пояс перекрутился? Что на этот раз?

— Не смеши меня. Я на тебя смотрю. Ты в таком виде никуда не пойдешь.

Лепски уставился на нее:

— Я? А в чем дело? Рубашка чистая… штаны поглажены… гладко выбрит. Позвольте вам сказать, миссис Лепски, что я не знаю девушки в городе, которая не была бы рада со мной пройтись.

— Если ты думаешь, что я куда-нибудь с тобой выйду, когда ты тащишь свой пистолет, — ошибаешься! Любой, если он не слепой, увидит эту ужасную кобуру под твоим пиджаком. Ты думаешь, я хочу, чтобы меня приняли за жену копа?

Лепски провел рукой по лицу.

— Но разве ты не жена копа? — слегка визгливо поинтересовался он.

— Не надо это рекламировать. Лепски, оставь пистолет!

Лепски ослабил узел галстука и испустил вопль пчелы в бутылке, — больше всего на свете он хотел вытянуть ноги перед телевизором, — и только собрав всю свою волю, удержал себя от того, чтобы не рвать на голове волосы.

— Слушай, золотко, таковы правила! — сказал он охрипшим голосом. — Я вынужден взять пистолет! Притворись слепой! Пошли!

— Я не пойду с тобой в первоклассный ресторан, если ты возьмешь этот пистолет!

По ее тону он понял, что это конец. Он знал, что спор может продолжаться еще два часа, не дойдя ни до чего путного. Он мечтал о хорошей бесплатной еде, поэтому снял кобуру и излишне раздраженно откинул пистолет и кобуру на диван.