Джеймс Чейз - Ты найдешь – я расправлюсь

— Вы думаете, что это я ее убил? — спросил я, едва узнавая собственный голос.

— Нет, я так не думаю. Я работаю со списком мужчин, которые ее знали. Напротив каждого имени я записываю, где этот человек был в день ее смерти. Расследование будет проводиться только в отношении тех мужчин, которые не смогут сообщить, чем они занимались в это время.

— Понимаю. — Я глубоко вздохнул. — Вы хотите узнать, где я был четыре дня назад?

— Если это вас не затруднит.

— Ничуть не затруднит. Это был первый день моего отпуска. Я собирался поехать в Венецию. Я забыл заказать номер в отеле и, обнаружив, что сделать это уже поздно, остался дома и стал работать над своим романом. На следующее утро…

— Меня не интересует, что произошло на следующее утро, — прервал меня Карлотти. — Я хочу знать только то, что происходило двадцать девятого.

— О'кей. Я находился здесь, у себя дома, и работал над романом до трех часов утра.

Он опустил глаза на свои ярко начищенные ботинки.

— Может быть, кто-то вам звонил?

— Нет, никто, по известным вам причинам.

— Понимаю.

Последовала томительная пауза, во время которой Карлотти смотрел на свои ботинки. Потом он поднял голову. Его направленный на меня взгляд был как яркий свет лампы, бьющий в глаза.

— Что ж, спасибо, синьор, — сказал он и поднялся на ноги. — Простите, что отнял у вас так много времени.

— Все о'кей, — произнес я.

— Если обнаружится что-то, в связи с чем может потребоваться ваша помощь, я с вами свяжусь. — Он шагнул к дверям, потом остановился и посмотрел на меня. — Вы ничего не хотели бы добавить? Может быть, что-то выскользнуло у вас из памяти?

— Моя память не такая уж скользкая.

— Не думаю, что вам стоит относиться к этому так легкомысленно, синьор, — ответил Карлотти. — Помимо всего прочего, это дело об убийстве. Возможно, вы еще об этом подумаете и что-то придет к вам в голову.

— Конечно. Если придет, я вам позвоню.

— Буду этому рад.

Он кивнул, открыл дверь и вышел в прихожую. Меня так трясло, что я даже не решился проводить его до входной двери. Услышав, что дверь за ним закрылась, я вытащил из пачки сигарету, поднялся на ноги и подошел к окну.

Я стал смотреть на кружащиеся по Форуму машины. За остовом Колизея виднелись темные тучи — знак того, что ночью будет дождь. Я увидел, как Карлотти сел в полицейскую машину и уехал.

Я вдруг почувствовал, что мне надо что-то сделать. Мне надо было найти этого таинственного X до того, как Карлотти выйдет на меня.

Телефонный звонок прервал мои размышления. Это была Джина.

— Вы обещали мне вчера позвонить, — сказала она. — Я ждала. Что случилось, Эд?

Теперь, после того как Карлотти сказал, что заведено дело об убийстве, я не мог посвящать ее во все свои дела. Она может быть привлечена как соучастник, если будет знать, что я и есть Дуглас Шерард.

— У меня дел по горло, — проговорил я. — Как раз сейчас ухожу. Подожди пару деньков, и я тебе позвоню.

— Но, Эд… вы что-то хотели мне рассказать? Мы не можем встретиться вечером?

— Извини, Джина, но не сегодня вечером. Я сейчас не могу отвлечься. Позвоню тебе через пару дней. А пока до свидания. — Я повесил трубку.

Подождав немного, я сделал попытку дозвониться до Нью-Йорка. Телефонистка сказала, что надо подождать два часа.

Теперь мне нечего было делать, кроме как обдумывать информацию, полученную от Метьюса, и размышлять об угрозе, исходящей от Карлотти. Через некоторое время мне надоело сидеть и дрожать от страха, и я включил радио. Транслировался сольный концерт Марии Каллас. Ее глубокий проникновенный голос отвлек меня от тревожных мыслей. Где-то в середине исполнения ею «Sola perduta, abbandonata» раздался телефонный звонок, от звука которого у меня на голове волосы встали дыбом.

Я убавил радио.

После двухминутной задержки в трубке послышался голос Чалмерса:

— Что у тебя?

Даже на таком расстоянии мне был слышен металл в его голосе.

— Ко мне только что приходил Карлотти, — ответил я. — Он теперь считает, что это смахивает на убийство, и так и сказал следователю.

— Почему он так решил? — спросил Чалмерс.

Я рассказал ему о кинокамере и пропавшей пленке, о том, как я забрал камеру, обнаружил в ней кусок пленки и как ее у меня украли.

Кажется, эти новости ошеломили Чалмерса, так как в его голосе, когда он начал говорить, чувствовалась нерешительность.

— Что ты собираешься делать, Доусон?

— Я хочу достать список всех друзей Хелен, — ответил я и рассказал ему, что обратился за помощью в агентство расследований. — Карлотти тоже этим занимается. Кажется, он полагает, что у вашей дочери было много знакомых мужчин.

— Если он попытается устроить скандал в связи с моей дочерью, я его сотру в порошок! — прорычал Чалмерс. — Держи со мной связь. Я хочу знать, что ты делаешь… понял?

Я сказал, что понял.

— И поговори с этим судьей. Он обещал, что не будет упоминать о беременности. Я не хочу, чтобы эта история выплыла наружу. Будь с ним пожестче, Доусон. Напугай его как следует!

— Все поворачивается так, что это дело об убийстве, мистер Чалмерс, — произнес я, — и мы никак не сможем повлиять на официальное заключение судьи.

— Не рассказывай мне, чего ты не можешь сделать! — рявкнул он. — Поговори с этим недоноском. Позвони мне завтра в это же время.

Я пообещал, что позвоню, и положил трубку, потом набрал номер судьи Малетти. Когда он подошел к телефону, я рассказал ему о своем разговоре с Чалмерсом.

Малетти был сама любезность.

— Пока не будут получены новые сведения, проливающие свет на это дело, — сказал он, — синьору Чалмерсу не стоит беспокоиться относительно заключения.

— Вы будете единственный, кому придется беспокоиться, если заключение окажется неверным, — проговорил я и бросил трубку.

К этому времени совсем стемнело, и на оконном стекле были капли дождя.

Самое время, решил я, входя в спальню за плащом, чтобы нанести визит на виллу «Палестра».

Я оставил машину на стоянке у стадиона и двинулся вдоль бульвара Веронезе, пока не дошел до двойных обитых железом ворот, установленных в восьмифутовом каменном заборе. Он окружал участок земли в акр или около того с расположенной на нем виллой Палестра.

К этому времени дождь усилился, и длинная улица была пустынной. Я толкнул ворота и вошел на темную дорожку, окруженную кипарисами и кустами цветов. Через пятьдесят ярдов был поворот, за которым виднелась вилла — небольшое двухэтажное здание со свешивающейся флорентийской крышей, белыми оштукатуренными стенами и большими окнами.

Свет горел только в одной из комнат внизу, остальные окна были темными.

На аккуратной лужайке рядом с виллой укрыться было негде. Я начал ее огибать, держась за кустами, пока не оказался напротив освещенного окна. Занавески не были задернуты, и у меня появилась возможность заглянуть в комнату. Я увидел стоявшую у стола женщину и понял, что это Мира Сетти. На нее действительно стоило посмотреть. Ей было лет двадцать пять — двадцать шесть. Густые каштановые волосы падали ей на плечи. Она была в белом вечернем платье, ниспадавшем на бедра сверкающим водопадом.