Андраш Тотис - Убей, когда сможешь

Альберу не хотелось его раздражать. Он остановился за шаг перед ним. Ждал, чтобы парень медленно поднял на него глаза и смерил взглядом. Он видел, что тот расслабил плечи и едва заметно изменил центр тяжести. Интересно, сколько людей привязывались к нему лишь ради того, чтобы себя испытать?

— Я видел тебя у Ламана на тренировке, не так ли? — спросил Альбер.

— Может быть. — Взгляд все еще недоверчивый, разве чуть подружелюбнее.

— Хороший тренер старик?

— Смотря для чего.

— Один приятель порекомендовал мне у него поразмяться.

— Борьбой занимаешься?

Альбер пожал плечами.

— Когда‑то было дело. Думаю, пора снова начать.

— Вместо бега трусцой?

— Наверное.

Оба ухмыльнулись.

— Скажи, не было здесь вчера трех типчиков?

— Здесь их больше было…

— Они очень кого‑то искали.

— Ну и что?

— Нашли меня.

Оба мерили друг друга взглядами. Альбер понимал, что швейцар не знает, куда его причислить. Сначала попробовал к тем, кто хочет завязать обычные приятельские отношения, потом к фараонам, затем к крутым парням, но ни на кого из них он не походил.

Появились посетители. Альбер дал им пройти и глянул на свой столик. Приятели смотрели на эстраду, казалось, внимания на него не обращали. На сцене вертели бедрами здоровенная девица и маленькая улыбчивая девушка. Альбер и сейчас попытался поймать ее взгляд. Безуспешно. Посетители прошли в зал, швейцар занял свой сторожевой пост, опершись спиной о дверь.

— Чего ты хочешь? — спросил он. Альбер все еще смотрел на девушку.

— Кого искали эти три типа?

— Не знаю, как его зовут.

— Но знаешь, кто он?

Швейцар заколебался.

— Я фараон, — сказал Альбер. Вышибала смотрел ему в глаза. — Не из той породы, что пристает к людям, не давая им покоя.

— Я думал, ты на самом деле борьбой занимаешься.

— Спасибо. Стараюсь.

— Не знаю, как его зовут, — повторил швейцар, однако теперь чувствовалось, что он не прекратит разговор. — Но физиономия того типа мне знакома. Он по ночам шастает по таким заведениям…

— Как он выглядит?

— Тощий, с усами, немного пониже тебя. Носит пиджаки кричащих расцветок, считает, что он кум королю.

— Знаю я таких типчиков, — проворчал Альбер.

— Конечно знаешь, — сказал швейцар. Оба посмотрели в сторону стойки бара.

— Он дружок какой‑нибудь из танцовщиц?

— Ну, это преувеличение. Одна девушка иногда уходила с ним.

Он умолк и принялся чистить пальцем коротко обрезанные ногти.

— Та, что погибла?

— Да. Не знаю, почему она с ним ходила. Славная была девушка.

— Славные девушки иногда ходят с самыми погаными подонками. — Эта житейская мудрость была извлечена Альбером из опыта долгих лет службы. — А ты сказал тем троим, где его можно найти?

— Назвал два‑три места, где он обычно бывает. И пару его приятелей.

— А что девушка погибла, сказал?

— Нет. — Он ухмыльнулся. — Об этом они не спрашивали.

— А мне что ты скажешь? — Они пристально глядели друг на друга.

— То же самое, — решительно произнес наконец швейцар.

— Ну? — спросил Шарль, когда он вернулся к столику.

— Ничего особенного, — ответил Лелак. Повернул стул к эстраде и уселся.

— Завербовал? — поинтересовался Буасси.

— Мы думали, ты поступишь помощником к швейцару. Вы так хорошо смотрелись рядом, — заявил Бришо.

— Вас я бы сюда не пропустил! — проворчал Альбер.

«Быть может, Бришо прав, — думал он. — Я завоевал себе репутацию ленивого болвана. Прихожу, ухожу, беседую, опаздываю на службу, прогуливаю совещания, протоколы у меня с пробелами, и все это принимается во внимание. Как и то, что Буасси умеет только водить машину, а Бришо хочет сделать карьеру».

Шампанское кончилось, они уже знали наизусть каждый изгиб тела всех танцовщиц, Бришо сделал официанту знак, что хочет расплатиться. Раньше он вообще предоставлял это делать Альберу, но с тех пор, как Бришо повысили, считает своим долгом иногда расплачиваться по двум‑трем счетам. Было заметно, что делает он это неохотно. За плохое шампанское взяли непомерно много, и Шарль долго копался в бумажнике. Альбер откинулся на спинку стула, не выказывая готовности помочь ему. Если бы он пришел один, то еще остался бы здесь. Ему хотелось поговорить с той танцовщицей, с которой Фанфарон обменялся парой слов прежде, чем уйти. Это была очаровательная девушка восточного происхождения, которая (как сказано в протоколе) родилась во Франции девятнадцать лет назад и никакого понятия не имела об интересующем их деле. В тот вечер они подурачились немного, а потом она пошла на сцену. Фанфарон же отправился домой спать. Точнее, умирать.

Бришо наконец наскреб денег. Он поднялся. Никто на них не обратил внимания, когда они уходили, золотая молодежь громко над чем‑то прыскала, на эстраде скучающе дергались две очередные девицы, только вышибала подмигнул Альберу, открывая перед ними дверь.

В четверг у него был выходной. И он решил проспать целый день. Это не было сознательно продуманным решением. Сначала его просто охватило счастливое ощущение: спать можно сколько угодно. Потом он примирился с тем, что спать захочется, вероятно, целый день, наверное, не только сегодняшний, но и завтрашний, и послезавтрашний, вообще пока не наступит лето. Однако он не очень удивился, когда зазвонил телефон. Только подосадовал, что перед сном не выдернул шнур из розетки и не разрезал его на одинаковые мелкие кусочки.

Альбер был уверен, что звонит Бришо. В такое время тот обычно искал его. Вежливо, с извинениями, но без стеснения. Знал Альбер, что звонит Бришо. Тот ему даже снился. Они вместе гнались по крыше дома за убийцей, стреляя, мчались от одного надежного прикрытия к другому, словно артисты, выделывали сальто, прыгая с одного дома на другой, падали, но почему‑то всегда снова оказывались на крыше, а пули, свистевшие вокруг них, попадали в стены. Внизу кордон сдерживал толпу любопытных, потом улица неожиданно опустела, будто вымерла, лишь время от времени по ней с грохотом проносились редкие автобусы. Порой из окна улыбалась обнаженная девушка, и Альбер знал, что она улыбается ему; он хотел взобраться к ней, но все‑таки снова ложился на крышу, поднимал браунинг и целился. А Бришо, не переставая, повторял: это для тебя характерно. Такое только с тобой случается.

В первое мгновенье он даже не сообразил, что спрашивающий его голос принадлежит женщине.

— Какого дьявола ты меня беспокоишь, — заворчал он.

— Извините, я говорю не с Альбером Лелаком?

Какого черта! Это еще что за женщина? Уж не вчерашняя ли девушка из бара? Знает, кто убийца, и хочет ему сказать!

— Почему же не с Лелаком, — хотел он ответить, но губы у него слиплись и ему удалось выдавить из себя лишь долгий звук "о".