Микки Спиллейн - Черная аллея

Тут Понти, похоже, растерялся и немного погрустнел. Вся присущая резкость и жесткость словно испарились куда-то, и на смену им явилась настороженность, выработанная за долгие годы ожидания следующего хода, который может сделать противник. Нет, окончательно он эти качества не утратил, но ситуация заставляла смотреть на вещи по-другому. К тому же он был уже далеко не молод. Уж восемьдесят-то ему точно стукнуло, и он являлся последним представителем старого поколения, который должен был передать свои дела и знания потомкам того же рода.

— Следовало бы помнить, что доверять никому нельзя, — сказал он. — Теперь такие времена, что ни о каких друзьях не может быть и речи.

— Особенно когда занимаешься таким делом, как ваше...

— Но почему, почему он пошел на это? Ему следовало бы понимать, к чему это приведет.

— Понти, — сказал ему я. — Лично вам Дули ничего плохого не сделал. Он даже ваших денег не крал. Просто изъял из обращения и спрятал там, где никто не может найти. Его просто тошнило от того, что происходит вокруг, в мире. Он сражался на войне, чтобы спасти этот мир, потом вдруг увидел, что все напрасно, все псу под хвост и что всему этому безобразию способствует разного рода жулье. Своим поступком он собирался крикнуть об этом на весь мир, но никто бы его не услышал. И теперь его протест похоронен вместе с деньгами.

Пока я говорил это, лицо его затвердело и снова обрело жесткое выражение.

— Слишком большие деньги, чтоб один человек мог долго их прятать. Вам это известно или нет?

— Да, известно.

— И далеко не всякое здание можно превратить в безопасный склад для хранения, так или нет?

— Ну и?..

— Пещера — идеальное решение. Все бы сработало. — Плотно сжатые его губы снова раздвинулись в улыбке. — Я так понимаю, вы со своей секретаршей уже успели проверить склад Гарриса, да?

— Что ж, у вас прекрасно отлажена система слежки.

— Ну и каков же результат?

— Там пусто, какой же еще... Замечательный склад для бутлегера. Даже летучих мышей нет. А кстати, как вы боретесь с этими тварями на грибной ферме?

— Ну, во-первых, они не выносят шума. Потом, еще существует цианид, им обрабатывают гнезда.

Беседа явно зашла в тупик. А потому я резко сменил тему и спросил Понти:

— А как вы сами собирались удрать с такими огромными деньгами?

Он выразительно пожал плечами.

— Когда производился трансфер, я в этом не участвовал. И, возможно, именно потому ни разу не сидел за решеткой. Знаете, и теперь не собираюсь. И если б Дули не обвел меня вокруг пальца, то была бы кража века. — Он поднял на меня глаза, в них светилось любопытство: — А вы когда-нибудь задумывались над тем, почему власти ни разу не пытались меня депортировать?

Я не ответил.

— Я гражданин этой страны. Родился здесь, в тот день, когда моя мать, приплывшая из Сицилии, сошла с корабля. Я лежал на столе в Эллис Айленде,* завернутый в какое-то тряпье. Врач, осматривавший всех иммигрантов, выдал мне свидетельство о рождении. А потому депортировать меня никак нельзя.

* Остров близ Нью-Йорка, в 1892 — 1943 гг. — главный центр по приему иммигрантов в США, до 1954 г. — карантинный лагерь.

— А ведь это скверно, Лоренцо. Депортация могла бы спасти вам жизнь.

— Думаю, любой, кто мог называться моим врагом, давно уже мертв. А новые доны... э-э... они прислушиваются к моим рекомендациям. Похоже, им не хватает опыта. И, думаю, вам прекрасно известно... бизнес идет своим обычным чередом. Идет в ногу со временем, развивается и растет.

У меня даже мурашки по коже пробежали — от того спокойного тона, каким он произнес эти слова.

— Но когда вдруг пропадает столь громадная сумма... неужели это вас ничуть не волнует?

Он снова выразительно пожал плечами. В этом жесте почти читался ответ.

— Это потеря. Большая потеря. И полностью возместить ее, разумеется, невозможно. Но хотя бы частично — вполне.

— С чего это вы взяли?

Он ответил:

— А вы никогда не задумывались о том, что сейчас творится в мире, мистер Хаммер? Посмотрите: что ни город, то море насилия, почти каждая страна на грани войны. Люди настолько озабочены разного рода проблемами и неприятностями, что будут рады любому средству, лишь бы отвлечься от отчаяния. А мы можем предоставить им такие средства, и вы это прекрасно знаете. Власти слишком озабочены царящим в их рядах разбродом и борьбой. Полиция и политики продаются и покупаются, особенно если предложить им вдесятеро большую сумму, чем они могут получить на государственной службе. Кругом коррупция, газеты трубят об этом каждый день. Это ведь для вас не новость, верно?

Я покачал головой. Он был прав.

— И меня это тоже очень беспокоит, не думайте.

— Но далеко не все люди одинаковы, дон Лоренцо... Ясно одно: где-то хранится огромная сумма денег, и есть немало горячих голов, готовых пойти на что угодно, лишь бы заполучить эти деньги. И ваши подручные, мягко говоря, не отличаются большим умом, и вам это тоже прекрасно известно. Именно вы и подобные вам начали все это, и теперь уже никогда не успокоитесь и не вернетесь к нормальному бизнесу, как прежде...

— Майк, — холодно заметил он, — вы в этом деле все равно что ствол без патрона. Да, Дули успел вам что-то сказать, а потому вы, точно так же, как и я, представляете теперь собой мишень. Но у вас в отличие от меня нет армии, которая прикрывала бы с тыла.

Секунду-другую я молчал, потом ответил:

— Так вы считаете, никто до вас не доберется, дон?

Ему понравилось, с каким почтением я произнес его титул, и на губах заиграла улыбка.

— Никто, — ответил он. — Вы же видели, какие предприняты меры предосторожности. И я забочусь о всех своих людях. Свидетельством тому служит хотя бы происшествие в доках.

— Кто затеял эту заварушку, дон Понти?

На лице его отразились горечь и раздражение.

— Теперь это не суть важно, мистер Хаммер. Смерть позволяет избавиться от многих врагов. К тому же требуются особый нюх и талант предвидеть ход событий. Иногда при этом вы теряете близкого человека, но таков уж наш бизнес. И так устроена жизнь. И не вижу особого смысла скорбеть по этому поводу, словно настал конец света.

Нет, прожитые годы изменили дона Лоренцо больше, чем я предполагал. Они иссушили юношеский запал, превратили его в неисчерпаемый резервуар ненависти, которую он мог держать под контролем и устремлять в выгодном ему направлении, чтобы добиться любой цели. А с виду никак не скажешь. В его манерах не прослеживалось ничего такого, что бы говорило об этом, никаких внешних проявлений или эмоций. Только в глазах читалось, что ты можешь умереть. Легкой или мучительной смертью, рано или поздно. И я прочитал в них, что могу умереть прямо сейчас. Одного их взгляда было достаточно, чтоб дать команду. И его ребята, понимающие хозяина с полуслова, могли уничтожить твой бизнес, стереть с лица земли всю твою семью. Или же полностью подчинить тебя себе.