Картер Браун - Девушка, которой не было (сборник)

— Верно, — подтвердил Фесслер.

— Но скажи: ты не видел там буйную блондинку по имени Дикси, которая, сбросив с себя одежду, принялась танцевать? И не заметил, как чуть позже она смылась с Джайлсом?

— Нет.

— Я предвидел такой ответ, — вздохнул я. — Придется назвать тебя гнусным лжецом, Ник.

— Что? — Казалось, Фесслер на верит собственным ушам.

— Ты гнусный лжец, Ник, — повторил я. — Как и все остальные, присутствовавшие на приеме. И я хочу знать почему.

— А вы были на вчерашнем приеме, мистер Холман? — запыхтел Робат.

— Нет.

— Значит, не вы, а кто-то другой утверждает, что Ник лжец? — Он сокрушенно покачал головой, и все его подбородки заколыхались. — Так кто же обвиняет Ника в сокрытии правды?

— Роберт Джайлс, — сказал я, тотчас же сообразив, что он наверняка уже об этом знает.

— А какова его версия?

Я повторил рассказ актера о девушке, домике и убийстве. Когда я закончил, Робат пожал своими жирными плечами и простер над гигантским брюхом пухлые руки.

— Я поражен! Вы не находите, что в подобную историю трудновато поверить? — Он захихикал. — Даже если вам за это заплатили...

— Я мог бы приписать все это разыгравшейся на почве опьянения фантазии, — холодно проговорил я. — Мог бы, если бы не многочисленные странные совпадения.

— Например? — поинтересовался Фесслер.

— Когда я спросил, как найти домик Марти Дженнингса, меня направили сюда. Вся хибара в пыли, а пол в этой комнате недавно отскоблили. Я пробыл здесь от силы пять минут — и появились вы...

Фесслер потер кончик своего острого носа тыльной стороной ладони, затем обернулся к толстяку.

— Мне это не нравится, Расе. Джайлс — пьяница. Если он распространяется об одном из своих алкогольных кошмаров, кому какое дело? Но когда он нанимает парня вроде Холмана, чтобы тот совал нос в чужие дела, это уже серьезно. Кое-кто подумает, что пьянчуга актер говорит правду, и поверит его россказням об убитой даме. Знаешь, что случится потом? Ник Фесслер прослывет лжецом.

— Ник, — в испуге прошептал пузырь, — боюсь, ты абсолютно прав!

— Мне это не нравится, Расе, — повторил Фесслер.

— Да, конечно, — закивал Робат. — Разобраться сейчас?

— Самое время, Расе. Никто не назовет Ника Фесслера жмотом. Я готов дать... — Он задумался, его узкий лоб наморщился от умственного усилия. — Две тысячи!

Гигантская туша пришла в движение и оказалась впереди своего босса.

— Вот видите, мистер Холман? — запыхтел толстяк. — Мистер Фесслер не может позволить слуху распространиться, это подорвет его репутацию. Слово Ника Фесслера кое-чего стоит.

— Я знаю, чего оно стоит, приятель, — усмехнулся я.

— Вам надо только сказать Джайлсу, что все это ему привиделось, и забыть обо всем. — Толстяк излучал добродушие. — Договорились?

— Отличная шутка, мистер Робат. Надо ее запомнить.

— Ник — разумный человек, очень разумный, — Дружелюбно пыхтел Робат. — Вы же слышали, он сказал, что рад возместить ваши расходы на этом деле. В пределах двух тысяч долларов!

— Не приму от него и десяти центов, даже если их сначала простер илизуют, — огрызнулся я.

— Пожалуйста, мистер Холман! — В тоне пузыря послышался упрек. — Терпеть не могу вульгарности. И настоятельно советую принять весьма выгодное для вас предложение Ника.

— Но как мне ответить, не будучи вульгарным? — подумал я вслух и взглянул на Робата. — Скажи Нику, что никто меня не купит. Ни за две штуки, ни за двадцать. Так что он впустую тратит время.

Толстяк снова запыхтел.

— Это ваше окончательное решение, мистер Холман?

— Окончательное.

— Какая жалость! — Многочисленные подбородки затряслись. — А я надеялся, что мы станем хорошими друзьями.

— Мы не можем стоять здесь всю ночь, — вмешался Фесслер. — Не пора ли наконец разобраться? Робат тяжко вздохнул.

— Как скажешь, Ник.

Он двинулся ко мне. Все выглядело шуткой — словно в старой немой комедии, состоявшей из склеенных вместе трюковых эпизодов, и сейчас показывали сцену, в которой огромный толстый комик дрался с парнем вдвое меньше себя и выбивался из сил раньше, чем успевал нанести первый удар.

Однако случилось невероятное: Робат двигался так чертовски быстро, что застал меня врасплох. Его пухлые руки захватили лацканы моего пиджака, затем он шутя поднял мои 185 фунтов в воздух, пока мои ноги не повисли в футе от пола, и без усилия швырнул груз через всю комнату. Я врезался в стену и сполз на пол. Не успел я перевести дух, как Робат снова ухватил меня за лацканы и поставил на ноги. Тыльной стороной ладони он хлестнул меня по щеке, и в какой-то миг мне показалось, что голова моя вот-вот оторвется и покатится по полу. Затем я получил удар по другой щеке и уже перестал беспокоиться о своей голове.

— Хотите изменить ваше решение, мистер Холман? — послышался в моих ушах хриплый голос.

— Нет, — прошептал я.

В следующее мгновение в моем животе утонул огромный кулачище. Я начал складываться пополам.

— Уверены? — спросил Робат. — Иди к черту, пузырь, — с трудом выдавил я.

— Зря вы это сказали. — В сиплом голосе прозвучало искреннее сожаление. — Теперь я разозлился!

Откуда-то из калейдоскопа света и тени, бешено вращающегося перед моими не способными сфокусироваться глазами, послышался тонкий свист. Мне показалось, кто-то поднял весь домик и швырнул его в меня. Затем наступил благословенный миг — подо мной раскрылся омут прохладной тьмы и, словно материнское чрево, принял меня в свои ласковые объятия.

Я открыл глаза и тут забыл о своих болезненных ощущениях. На меня с сочувствием во взгляде смотрела красивая женщина. Над густыми черными волосами сиял ослепительный нимб, и я чуть не зажмурился снова.

Понадобилось немного времени понять: неожиданно подтвердилась одна из моих самых диких теорий. Я выдумал ее от скуки однажды ночью на чьем-то приеме, когда гости затеяли одну из бесконечных дискуссий — “жизнь после смерти: “за” и “против”, — и вот фантазия стала бесспорным фактом. Я предположил, что, возможно, существуют разные потусторонние миры для разных людей. Если люди способны устраивать себе ад на земле, сказал я, почему нельзя сотворить индивидуальный мир после смерти?

Возможно, коммунистический шеф полиции попадает после смерти в загробный мир Французской революции, созданный только для него, и всю оставшуюся вечность будет отправлять на гильотины женоподобных аристократов. А отчаянный бабник, посвятивший жизнь соблазнению стенографисток на Манхэттене, внезапно оказывается в загробном мире в стиле гарема турецкого султана, окруженный толпой прекрасных и большей частью совершенно голых дам. Однако он работает там стражником и будет пребывать в вечном страхе, чтобы султан не применил к нему обычные предосторожности, принятые против сторожей, проявляющих “нездоровый” интерес к женщинам гарема.