Инна Тронина - Четвёртая четверть

Гетка засмеялась, сверкнув в темноте белыми зубами. Почему-то я её всё время смешу, даже когда говорю серьёзные вещи. Андрей тем временем повернул ключ зажигания и включил фары.

— Всё, Генриетта, к утру я подъеду. Сами ничего не предпринимайте. Ждите у Беловых. Думаю, они тебя устроят на диванчике, и Лёшку тоже.

— До встречи, — с той же улыбкой сказала Гетка и направилась к подъезду. У двери обернулась, помахала там и исчезла на лестнице.

— Она выйдет за тебя, — уверенно сказал я. Мы уже мчались в сторону центра по Шоссе Энтузиастов.

— Ты что, экстрасенс? — Шеф то и дело моргал воспалёнными глазами.

— Да не я, а бабка Курганиха! Помнишь, мы на Святки по курице гадали?

— Ну, помню. И что?

— Так курица-то первым Геткино колечко клюнула. Получилось, что у неё первой свадьба в этом году. Гетка ещё удивилась. Потом бабка ей другую курицу, чёрную, дала в руки. И та выбрала золотое колечко. Значит, жених будет богатый. Только вот я боюсь, что моя мать кого-то приведёт. Ведь тоже бабка ей состоятельного мужа нагадала. А чёрт его знает, кто попадётся. Вот сейчас приеду, а у неё мужик в постели. Что делать-то?

— Русланыч, ты перетрудился, — хрипло ответил мне шеф и намертво замолчал.

Я тоже не изъявлял особого желания трепаться. В глотке пересохло, и дико хотелось спать. Я даже толком не мог вспомнить, что мы вечером натворили. Беловы вылетели у меня из головы, как и все ранее пойманные преступники. Если из-за каждого переживать, можно спятить, а в мои планы это не входит. Вот приеду домой, помоюсь, лоб перевяжу, да и баиньки.

Я задремал и проснулся, только когда Озирский уже тащил меня на руках, вверх по лестнице. Это был ночной клуб — со статуями в нишах, мраморными ступеньками и непременными амбалами. Только они были не в камуфляже, а в белых рубашках с узкими галстуками. Два парня оказались похожи, как близнецы — даже бритые затылки двоились в моих несчастных глазах.

Немного погодя интерес к злачному месту вышиб из меня остатки сна. Я стукнул Андрея кулаком по спине, и тот спустил меня на площадку, под хрустальное бра. Дальше мы шли с ним за руку. Судя по тому, что шефа пустили в роскошный особняк замызганного, небритого, да ещё со мной, его здесь знали и уважали. Мы не собирались долго задерживаться. Перекинемся двумя словами с Оксанкой и поедем домой. Я не представляю, где этот бордель находится. Вроде, на Садовом кольце, неподалёку от Пресни.

Один из охранников, прижав к щеке радиотелефон, ввёл нас в холл. Там журчал фонтан, стояли плюшевые диванчики. За белым роялем сидел старичок-тапёр и наяривал весёлую музычку. Я поднял голову и увидел нас с Андреем в зеркальном потолке. В ракушечном гроте, перед баром, сидела шикарная дива. Род её занятий не вызывал никакого сомнения. Она потягивала кампари, сверкая коленками. Я нагляделся на шлюх за время работу с Андреем — меня не проведёшь. Вон, и бокал держит точно так же, как другие «бабочки».

Она рыжая, сильно накрашенная, в очень коротком вечернем платье. Каблучки у туфель такие тонкие, что гнутся, даже когда девушка сидит. А если встанет, вообще могут сломаться. Я думал, что мы пройдём мимо, но Андрей почему-то направился в грот. Там стоял диванчик ещё на двух человек. Мне показалось, что путану* эту я где-то видел. Наверное, на «Пушке». Там их много, и все хорошенькие.

— Знакомься — Мария Командирова! — сказал мне Озирский. Я чуть не поперхнулся. Значит, это и есть Оксанка Бабенко, только в гриме. Вот я её и не узнал.

Мария Командирова взглянула на меня, как на чужого, и указала на место рядом с собой. Говорила она хриплым, прокуренным голосом, лишь чуть-чуть напоминавшим Оксанкин.

— Андрей, заказать тебе бокал вина? «Божоле-бланш» или «Пино-бланш»? Ты ведь белое предпочитаешь, кажется?

Блин, Ксюша даёт! Артистка, в натуре. Никогда бы её не расшифровал. Хоть бы винца принесли, взбодриться малость, а то совсем помираю. В холле полутемно — горят только бра в виде раковин. Свет мутноватый получается — наверное, от табачного дыма. У стойки много курящих.

Тапёр закончил одну пьесы и начал другую. Озирский опустил веки — мол, можно говорить. Оксанка отпила ещё кампари. Шеф только сейчас ответил на её вопрос.

— Да нет, Маш, я за рулём, да и устал сегодня. До дома потерпим…

Я через открытую дверь видел эстраду. Там плясала, щёлкая кастаньетами, блондинка с распущенными волосами. Мужики орали и свистели от восторга, потому что танцовщица была почти голая. Только на бёдрах у неё болтался узкий кожаный поясок с кисточками. Лифчик, правда, был — из крашеных птичьих перьев.

Мне стало противно, и я отвернулся. Опять принялся разглядывать Оксанку, то есть Марию Командирову. Не запиши она на диктофон Лёню Шахновского, не уломали бы мы сегодня Беловых…

— Всё в порядке? — тихо спросила Оксанка, глядя в бокал.

— Они сознались и согласились явиться с повинной.

Андрей хотел сообщить Оксанке, что погиб Падчах — её бывший муж и мой двоюродный дядя. Но сейчас молчал, не зная, как приступить к такому разговору.

— Всё кончено, Мари. Ты умница. — Шеф откровенно любовался своей агентшей. — Завтра поговорим.

— Но ты что-то скрываешь от меня, — прошептала Оксанка, разглядывая струи фонтана. — Их подруга сейчас в Москве?

— Нет, в Могилёв уехала, — сказал Андрей очень спокойно. Оксанка всё поняла, покосилась на меня. В её зрачках прыгали искорки. — Твой приятель в том же составе покатит, но уже без паровоза.

Андрей имел в виду, что, раз главного обвиняемого нет, но «паровозика»* на суде не предвидится. Но Лёне Шахновскому всё равно придётся чалиться за недонесение. Даже если он завтра во всём сознается, полностью выскочить не сумеет.

— А старики одни остаются? — Оксана наклонилась к зажигалке Андрея и прикурила. Сам шеф уже давно пускал колечки в сторону зала. У меня от усталости в ушах шумели волны, и шуршал под ветром песок.

— К ним старший сын завтра приедет, позаботится.

— А-а… — Оксанка чувствовал, что Озирский сказал ещё не всё, и крепилась из последних сил. Потом отодвинула пустой бокал. — Целый день на «горючке», допилась до чёртиков. На Каширку сейчас поеду, там хоть люди есть. А у меня в квартире ужас тихий…

Пачка сигарет «Пэлл-Мэлл» упала на мозаичный пол. Озирский быстро поднял её и отдал Оксанке.

— А я тебе сюрприз приготовил. Это будет главной наградой. Девочка Ота встретит своё двухлетие с мамой, в Москве. Только не падай в обморок и не задавай вопросов. Завтра всё узнаешь в подробностях.

Предупреждение оказалось не лишним, потому что «железная леди» покачнулась, словно её толкнули. Потом припала щекой к плечу Озирского, пряча дрожащие руки.

— Он… послушал тебя? Как удалось-то? Хоть коротко скажи, умоляю!..