Инна Тронина - Четвёртая четверть

Подруга, конечно, ему поверила. Подговорила двух своих родственников, которые «ширялись», за «дозу» изнасиловать Ольку и изуродовать. Те и расстарались. Спички о тело тушили и окурки. В «бутылочку» играли. Хорошо, что бутылка попалась из-под пепси-колы, а то бы Ольке не жить. Кроме того, её ещё и ограбили. Взяли мутоновую шубу, сапоги, серёжки, браслетку.

Я потом к Ольке в больницу пришёл. Сказал, что всех посадили. И мои друзья проследят, чтобы никто от ответственности не ушёл. А Олька, дура, сказала, что простила всех. Никого из-за неё сажать не надо. И тут я решил, что зря вызвал врачей. За оскорбление надо спрашивать, и обиды смывать кровью. А если ты этого не хочешь, значит, правильно тебя били.

Мне почему-то стало то ли страшно, то ли тревожно. Захотелось, чтобы скорее пришёл Андрей. А вдруг с ним во дворе что-то случилось? Бывает, что и каратистам попадает. Вдруг возьмут да и выстрелят? Он ведь мимо не пройдёт, если кого-то будут обижать. Обязательно впишется.

Заунывная, тихая мелодия сменилась воем сирены. По экрану побежали зелёные цифры. Потом вспыхнул огненный треугольник. И тут мы с матерью увидели, как две легковушки «Патруля» выворачивают со двора на улицу.

— База, по вашему первому сообщению выезжаем в Центральный административный округ, — сказал голос за кадром.

Иномарки, расписанные рекламой и номерами телефонов экстренных служб, ехали, включив оранжевые мигалки. Я узнал Пресню. Их база находилась неподалёку. Один раз я видел эти машины. Тогда на Ленинградке кто-то попал под автобус. Потом я поймал сюжет в вечернем выпуске.

— На Звенигородском шоссе произошло убийство, — это говорила уже женщина.

Я так и подпрыгнул. Всё-таки улица знакомая, и раньше в сводки не попадала. Мать тоже охнула, скрипнула креслом, чуть не выронила бокал из-под коктейля.

— Ой, тот самый дом! Русик, ты видишь, магазин внизу?… Там же Бабенко живут… Это у них?

— Точно, у них.

Меня уже сильно трясло, но было не до градусника. Не зря Озирский сегодня весь день психовал. Значит, догадывался о чём-то, по крайней мере. Только кого убили-то?

— Сегодня в восемь утра в ОВД «Пресненское» поступило сообщение о том, что в своей квартире найдена убитой Бабенко Олимпиада, восьмидесятого года рождения. Девушка нигде не работала и не училась. Родители её умерли. Смерть наступила, по заключению экспертов, примерно двенадцать часов назад. На теле погибшей насчитали пять ножевых ранений. Два из них — в область сердца, три — в живот. Оружие убийства — кухонный нож — был обнаружен рядом с телом. По заявлению соседки погибшей, сын Олимпиады Андрей, девяносто пятого года рождения, бесследно исчез. Известно, что девушку время от времени навещали три сожителя. Одного из них соседка вчера заметила во дворе дома. Молодой человек направлялся к подъезду. Вероятно, шёл в гости к Олимпиаде. Потом пожилой мужчина, чья квартира граничит с квартирой Бабенко, слышал громкие голоса, звон посуды и плач ребёнка. Через некоторое время наступила тишина. Утром, выйдя к мусоропроводу, другая соседка заметила, что дверь в квартиру Бабенко приоткрыта. Зайдя в прихожую, женщина увидела хозяйку квартиры, лежащую на полу в луже крови. И поняла, что та мертва. Испугавшись за ребёнка, соседка обошла все комнаты. Его нигде не было. Относительно молодого человека известно только то, что зовут его Николаем, и что он — приезжий с Украины. Возбуждено уголовное дело, ведётся следствие…

Руки у меня тряслись так, что я нечаянно выключил телевизор. Да и зачем его смотреть, если пошли другие сюжеты? Николай, Микола… Я почему так и думал, что сорвётся не накачанный Лёшка Чугунов, а доходяга Матвиенко. Он действительно любил Липку, ревновал её до ужаса. А та только забавлялась, дразнила его. Любил… И убил. Тьфу, даже не верится! И Андрейка пропал! Это уже совсем невероятно. Пацану года нет, это не свидетель. Зачем его похищать? Но, раз не убили его в квартире, значит, может быть жив. Жалко, что много времени прошло. Микола тысячу раз успеет уехать из Москвы. А с Украины его попробуй, достань. И зачем младенца забрал? С ним труднее будет скрыться…

— Господи, Липочка!.. Девочка моя… Этого не может быть! — лепетала мать. — Русик, это ведь не их квартира! Правда, что произошла ошибка? Та, убитая, нисколько на Липу не похожа…

— Будешь не похожа после пяти ударов ножом! — жёстко сказал я. — Это — её халат, точно. Похоже, они с Миколой подрались. У Липки и под глазом фингал. Когда снимают на видео, даже на фото, всё получается не так. Часто даже место не узнать. Мам, ну не надо! Подождём, когда Андрей вернётся. Хочешь, я сбегаю за ним?

Мать сидела, как деревянная. Я боялся, что она сойдёт с ума. Пришлось слезть с постели, обнять её, поцеловать. Она даже не посмотрела, что я по полу бегаю босиком.

— Русик, у тебя жар, — тихо сказала мать. — Ложись в постель. Андрей и так придёт. Липочка, да что же случилось? Помню, как впервые увидела — ещё с длинной косой. Синеглазка, красавица… Ведь вся семья выбита, почти вся! Только Оксана с дочкой остались, не сглазить бы! Жаль, что старшая сестрёнка задержалась немного с приездом. Она бы не допустила! Как Андрей ей всё это скажет?

Мать давилась слезами. И я вдруг понял, что по-настоящему реву. Такого не было с раннего детства.

— Русик, мне страшно подумать, что с Оксаной будет. Она почти всё в жизни потеряла. Одно хорошо — удачно вышла замуж. Но и это её положение мне кажется хлипким, несерьёзным каким-то. Четвёртая жена — разве так можно?

— В Турции можно. — Я вытер лицо рукавом. — Мам, чего плакать-то теперь? Мне уже давно казалось, что Липка плохо кончит. Я ей даже говорил… Она с ними спала, со всеми. И с Миколой, и Лёшкой. И с Андреем, конечно. Даже соседи знали, что у неё три сожителя. Ей очень нравилось, когда ревнуют…

— Не надо так о ней, Русик, — просила мать. — Не надо. Теперь уже ничем не поможешь, и упрёками — тоже.

У матери свалился с головы тюрбан. Волосы она действительно покрасила, и даже неплохо получилось. Но всё-таки лучше ей быть блондинкой.

— Самое главное, что ребёнок пропал, сын Андрея! Вдруг самое страшное уже случилось?

Мать грызла кулак, а я кусал губы.

— А. может, нет? Хотел бы — убил в квартире.

Надо самому успокоиться, и мать успокоить. Она не сможет всё подробно рассказать Андрею. Придётся мне…

— Шеф придумает, что делать. Не таких находил. У него крутые случаи были в жизни!

— Знаю, — кивнула мать. — Но уже боюсь верить в хорошее.

Она держалась за сердце. Губы сделались цвета сливы. Я понял, что надо вызывать «неотложку». Это ещё с Ленинградки повелось. Но меня колотил озноб. Палец не попадал на кнопки телефона. Мать, схватившись за косяки, качалась в дверном проёме.