Владимир Гурвич - Чужая игра

— Ой, девонька, видно сам Господь тебя ко мне послал. Я как раз и сдаю. Только не комнату, а угол.

— Угол? — Анна задумалась. Она как-то не подумала о том, что можно снять вместо комнаты еще и угол. Еще экономия.

Бабулька расценила замешательство Анны за нежелание тесниться в углу и принялась расхваливать свое предложение.

— Ты не сомневайся. У меня комната большая. Двадцать метров. Я ширмочку поставлю — и будешь одна, как королева. Сколько хочешь метров, столько я тебе и отгорожу. Соглашайся! Лучше ты тут ничего не найдешь.

Анна кивнула головой. Конечно, она была согласна. На такое крупное везение Анна даже не рассчитывала.

Прошел год, с тех пор, как Анна устроилась работать посудомойкой. Все это время ей казалось, что она не живет, а спит и видит дурной сон: длинный, как железнодорожный состав, тяжелый, как гири, и навязчивый, подобно галлюцинациям и от которого никак не может очнуться. Ей не верилось, что все это правда и что все это происходит с ней наяву.

Никогда еще Анна не жила так беспросветно и так тяжело. Она очень уставала на работе. Труд посудомойки оказался не таким уж и легким. Посудомоечной машины у них в заведении не было, хозяин решил сэкономить на агрегате. За день Анне приходилось перемывать горы посуды. К концу смены спину ломило так, как будто она разгрузила целый вагон с цементом. Но это еще было пол беды. От физической усталости Анна научилась спасаться. Горячий душ и ночной сон возвращали ей утраченные за прошедший день силы.

Но вот к чему Анна никак не могла привыкнуть, так это к атмосфере, которая царила в ее новом рабочем коллективе. Грузчики, уборщицы, коренщицы, помогающие повару готовить еду, шоферы, привозящие продукты, — таков основной контингент лиц, с которым теперь общалась Анна. Мир этих людей был прост и безыскусен, как линейка. Он состоял из разговоров, в основном на бытовые темы; примитивных желаний, основу которых составляли еда, секс, деньги; незатейливых и сильных эмоций, которые они выплескивали по поводу и без повода: чаще всего в виде ненормативной лексики. Анну от такой непосредственности сильно коробило. Каждый раз она вся съеживалась, когда слышала очередное высказывание из этой области. Ей, привыкшей к утонченно- изысканной атмосфере театра, грубые фразы резали слух, и она старалась свести общение с этими людьми к минимуму, прослыв в коллективе за белую ворону. Ее явно недолюбливали, за то, что она не такая, как все, но открыто пока никто против нее не выступал.

Пусть думают, что она нелюдимая. Зато будут меньше докучать ее, думала она. Но одно дело уходить от общения по своему желанию, а другое дело быть втянутой в него насильно. Это тягостное бремя наступало для Анны во время обеда. Обедать принято было у них в коллективе за общим столом. Хорошим тоном при этом считалось пропустить рюмочку другую водочки и перемыть все косточки хозяину, администрации, ну и, конечно же, посетителям Анна в таких животрепещущих беседах участие не принимала. От водки категорически отказывалась. Она быстро съедала свой обед, а оставшееся время вынуждена была сидеть и слушать весь этот бред, который был ей просто несносен. Для нее это было настоящей пыткой, но приходилось сидеть и терпеть. Хуже было бы, если бы она встала и ушла из-за стола, продемонстрировав им всем свое презрение. Это они бы ей никогда не простили.

Но однажды такое все-таки случилось. Анна почувствовала себя плохо с самого утра. Ее подташнивало, кружилась голова, во всем теле чувствовалась сильная слабость. Она кое-как дотянула до обеда. Как всегда быстро съела еду и решила пойти прилечь в подсобке. В запасе у нее оставалось еще сорок минут. Анна надеялась, что ей станет лучше. Она пожелала всем приятного аппетита и встала из-за стола. Взяв свои тарелки, она пошла к мойке. Сделав буквально несколько шагов, она спиной почувствовала, что что-то не так. Шумный гвалт, который только что стоял за столом, вдруг стих. В помещении воцарилась мертвая тишина.

— Интеллигентка паршивая! — услышала Анна тонкий пронзительный визг. — Брезгуешь с нами за одним столом сидеть?

Анна оглянулась. Кричала Ксюха — уборщица.

— Вы только послушайте ее: «приятного аппетита», — глумливо передразнила она Анну. — Нет, вы слышали. Она нам пожелала приятного аппетита, — Ксюха громко расхохоталась.

— Угомонись ты, — грузчик Василий, сидевший с ней рядом, он же ее сожитель, треснул Ксюху по загривку. — Оставь ее в покое. Пусть идет.

— Что-о-о? — Ксюху аж передернуло. Ты кому подпеваешь. Этой что ли? Которая нас за людей не считает? Вы посмотрите на нее. Ишь, как ее вывернуло-то. Хлопает зенками. Не нравится, что ей правду в лицо.

Анна понимала, откуда ветер дует. Василий был известный бабник и не пропускал мимо себя ни одной юбки. Анна не раз наблюдала картину, как он лапал всех работающих женщин в заведении. Не обделил он своим вниманием и Анну. Но она в отличие от остальных, не стала строить ему глазки и игриво посмеиваться в ответ на его заигрывания. Анна холодно дала понять Василию, что ей его прикосновения неприятны и попросила впредь оставить ее в покое. Василий послушался и вроде даже зауважал Анну за ее отпор. С тех пор он больше не приближался к ней, но Анна часто стала ловить на себе его заинтересованный взгляд. Ксюха сразу заметила, что ее разлюбезный выделяет Анну из всей женской массы их заведения — и затаила ревность. Эта ревность постепенно ширилась и разрасталась в ней, как снежный ком. Хотя вроде бы к этой выскочке и зазнайке, как за глаза прозвала Анну Ксюха, и придраться было не с чем. Но Василию доставалось и не раз за его повышенный интерес к новенькой. Пока их разборки носили сугубо личный характер. Но вот настал день, когда Ксюху понесло, и она вывернула на всеобщее обозрение и суд людской все свое грязное белье.

Анну передернуло от Ксюхиной грубости. Тем более, что она ее не заслужила.

— Заставьте вашу подругу замолчать, — как можно спокойнее обратилась она к Василию.

— Угомонись, язва. Далась она тебе, — Василий грубо толкнул локтем свою сожительницу. По тому, как перекосилось Ксюхино лицо, как затряслись ее губы, Анна поняла, что лучше бы ей молча снести эти оскорбления. Но было уже поздно.

— Ты что-о-о? Кого слушаешь…эту…эту…прости господи? — задыхаясь от ненависти прошипела Ксюха Василию. — А может она тебе уже давала…А? Ах, ты гадюка.

Ксюха перевела свой взгляд на Анну. Вдруг она вскочила с места и, как разъяренная фурия, кинулась на нее. Она со всей силы вцепилась Анне в волосы и стала трепать ее голову из стороны в сторону. Анна закричала и попыталась вырваться, но Ксюха держала свою добычу крепко. Подскочил Василий и еще несколько человек. Они стали оттаскивать Ксюху от Анны, но та не давалась, кусала их за руки и громко материлась. Наконец, Ксюху удалось оторвать от Анны. Василий пару раз вмазал ей по лицу. Она в момент обмякла и сделалась покорной. Как будто бы еще пару минут назад это не она тут буйствовала, а совсем другой человек.