Евгения Романчук - Без права голоса

За мое шестимесячное пребывание на судне у меня сменилось трое соседей по каюте. Сначала меня встретил украинец Артем, третий рейс подряд работающий крупье в казино. Опытный сотрудник, который охотно просвещал меня в организационных и бытовых аспектах жизни на судне. Однако, через три недели после моего появления, у Артема закончился контракт, что не могло не огорчать. Мне не хотелось терять такого ценного информатора, с которым к тому же я неплохо ладил. А вот с его последователем ситуация сложилась крайне противоположно неблагоприятной. Марван мне не понравился с первой же секунды, впрочем, наверное, как и я ему, судя по бесконечно язвительным комментариям в мой адрес. К счастью для меня, этот иорданец сам по неизвестной мне причине сошел на сушу в испанском порту и не вернулся. Ко мне подселили турка по имени Хасан, низкорослого парня с глазами хитрого лиса. Но его я видел ровно четыре дня, так как после устроенного барбекю в честь Хэллоуина он вышел на рабочее место в нетрезвом состоянии, как мне позже сообщили, был застукан с поличным и тут же без разбирательств уволен. И, наконец, моим последним соседом стал белорус, имя которого я уже не помню. Это был чрезвычайно тихий парень лет тридцати пяти, занимающий должность официанта. Из-за несовпадений дневных и ночных смен в наших графиках мы практически с ним не виделись, что в равной степени не огорчало нас обоих.

Надо сказать, за мой единственный рейс я значительно преуспел в работе и быстро продвинулся по службе. Так уже через месяц я стал ассистентом каютного стюарда, обязанности которого мне нравились гораздо больше. Меньше чем через два месяца меня перевели на кухню кафетерия, где я фактически был мальчиком на побегушках: в одну минуту я мог нарезать лук, в следующую — мыть кастрюли. Эта работа научила меня одной истине: из любого продукта, не важно, какой свежести, можно сделать «конфетку», нужно просто уметь ее красиво подать. Буквально через три недели меня постигло очередное повышение, которое на этот раз перевело меня в ряды, так называемых, белоручек. И вот я в белоснежной рубашке с лучезарной и самодовольной улыбкой на всю физиономию, в окружении все возможных бутылок разного литража, формы и цвета, разливал состоятельным посетителям напитки, которые сам, по причине извечной финансовой нестабильности раньше никогда даже и не пробовал. Я вынужден отметить, что позиция бармена крайне раскрепощает и дает определенную власть, которая порой способна затуманить разум. Подвыпившие богачи, зачастую, становятся слишком дружелюбными и разговорчивыми, иногда позволяя себе сказать что-нибудь лишнее. Жены же их с каждым последующим бокалом превращаются все более, скажем так, в «обычных смертных», с их простотой и доступностью. Чем больше смен я проработал, тем все сложнее мне становилось устоять перед красотой, шармом, ухоженностью, загадочными улыбками, стреляющими глазками, прозрачными намеками, прямолинейным флиртом, а зачастую, даже и непристойными предложениями всех этих женщин. Должно быть, на кону было слишком мало, что бы я согласился, и в то же время, слишком много, чтобы я не задумывался о капитуляции, если вы понимаете, что я имею в виду. Вообще на самом деле я был не просто каким-то барменом, подающим эстетично и ярко выглядящие коктейли, мне приходилось быть психологом, поскольку общение с представителями элитного класса натолкнуло меня на весьма важный вывод: несмотря на однообразие масок и поведений, у каждого из них была своя история, своя драма и свои тараканы.

Совершенствуя свои аналитические навыки, многих мне удавалось прочитать чуть ли не с первых слов. Однако были и те душа которых, словно закрытая книга, оставалась до последнего загадкой для меня. Одной их таких «темных лошадок» стала Натали Дюшен, скромная тихая девушка двадцати восьми лет французского происхождения. Мне казалось, что ее имя ей подходило идеально, напоминая томную героиню какого-нибудь романа времен гражданской революции. Она путешествовала одна, и ее редко можно было застать в компании собеседника, быть может, потому что для всех она была кем-то вроде «белой вороны». Одевалась она хоть и со вкусом, но чрезвычайно скромно. Волосы носила аккуратно заплетенные в косу. Натали была очень высокой, худощавой барышней с правильными утонченными чертами лица. Девушка не пользовалась косметикой. Кожа ее постоянно была чересчур бледной, что придавало ей женственности и некую ранимость. Однако мисс Дюшен отличалась не только своим внешним видом, но и походкой, мимикой, жестами, которые были насквозь пропитаны отчужденностью, скованностью и какой-то, я бы сказал, жизненной усталостью. Каждое ее движение было полно робости, за счет чего создавалось такое впечатление, будто все, что она делала, в том числе, когда банально просила принести ей салфетки или просто подносила вилку к губам, она делала впервые в своей жизни, и за что заранее извинялась. От Натали таки веяло таинственностью. Никто не знал, каким образом она попала на этот корабль, ведь было очевидно, что она явно не являлась частым участником подобных круизов. Ходили слухи, что у нее имелся состоятельный покровитель, который и проспонсировал ее досуг. Кто-то утверждал, что она получила кругленькую сумму в наследство от своего родного дяди, которого даже ни разу не видела. Были и такие, которые говорили, будто воспитанная в интернате Натали спустя много лет разыскала своих биологических родителей, а они, на радостях увидев родного ребенка, сделали ей подарок в виде морского путешествия. Я ко всем этим версиям относился весьма скептически. Но сама по себе Натали меня заинтересовала с нашей первой встречи, когда она пришла в наш бар, присев за дальний столик в углу и заказав бокал самого дешевого вина. Она пила его так, будто она была самым профессиональным винным критиком в мире, которого попросили продегустировать грузинскую бутылку с пятидесятилетней выдержкой. Мне нравилось наблюдать за ней. Плавно поднимая бокал к губам, она всей грудью вдыхала аромат, каждый раз при этом блаженно закрывая глаза. Казалось, в ту секунду ей был безразличен весь мир, кроме содержимого ее фужера. Осушив его, спустя двадцать минут Натали практически шепотом, а иногда и одним кивком головы, просила счет, оплачивала его мелочью без остатка на чай и самодовольно уходила к себе в каюту.

Я помню, тот вечер не был исключением. Натали все так же сидела в углу и мелкими глоточками наслаждалась своим вином, как вдруг к ней подсел коллекционер картин Сальвадора Дали — Джузеппе Фолодинни, славившийся своим фанатичным пристрастие к футболу, спортивным машинам и коньяку. К моему удивлению, Натали охотно приняла его компанию. Впрочем, он, хоть и был в два раза старше ее, на шестом десятке переживающий уход жены по причине раскрытия его многочисленных измен, в принципе, был недурен собой. Часто посещая спортивный зал, он старался держать себя в форме, полностью отказываясь от любой жирной пищи и мучных изделий.