Евгения Романчук - Без права голоса

— Что ты еле плетешься? Шевели ногами! — произнес мистер Доусон грубо и громче обычного.

— Ай, Том, ты мне делаешь больно! Не тяни так… — умоляюще, протянула Мона, звонко постукивая каблуками элегантных туфель.

— Быстрее, я сказал! Сейчас я тебе покажу, как надо себя вести! Сейчас ты узнаешь, что нельзя позорить мужа!

— Любимый, но я ведь ничего плохого не сделала…

— Заткнись!

Оглушающий звук захлопнутой двери прервал разговор. У меня не осталось сомнений в том, что он снова побьет ее, и абсолютно неважно, виновата она в чем-то или нет. Такой он был человек. А на утро я опять увидел ее улыбающееся, светящееся от радости и претворяющееся лицо. И так было вплоть до самого окончания их круиза. Кое-какой период мой параноидальный интерес к паре Доусонов все еще кипел у меня внутри, однако за неимением информации мне пришлось вскоре о них забыть, но лишь временно. Так как представьте себе мое удивление, когда всего лишь пару месяцев спустя, я увидел Тома, садящегося за стойку бара, в котором я работал. Он заказал двести граммов рома и оставил мне щедрые чаевые. Позже я разузнал, что Доусоны снова поселились в той же 418 каюте. Должно быть, они были людьми привычек. Мне показалось, что Мона похорошела и даже как-то слегка помолодела. С ее возвращением моя паранойя наблюдателя возродилась с новой неистовой силой.

Так случилось, что именно в тот период на корабле присутствовала довольно деятельный благотворитель — вдова успешного химика, Памела Асуго, которая путешествовала с отсталым пятнадцатилетним мальчиком, Гарри. Женщина усыновила его сразу после внезапной смерти мужа. Собственных детей у нее никогда не было, но всегда мечтая, она наконец-то нашла источник вдохновения своих материнских чувств и воплотила фантазии в реальность. Хотя Гарри был далеко не обычным ребенком, Памела его безумно любила. Мало разговаривая и то с большим трудом, мальчик самостоятельно явно не мог существовать. Не расставаясь со своим трансформером, Гарри то и делал, что только ел да спал, и все это при исключительной и самоотверженной поддержки Памелы. Одним словом, Гарри был отрешенным, замкнутым и асоциальным ребенком. Как ни странно, но именно таким он привлек к себе внимание доброй Моны, которая тут же нашла с ним общий язык, если можно так выразиться. Часто проводя время в компании Памелы и Гарри, Мона очень помогала женщине справляться с нелегкой природой мальчика. Она часто играла с ним, правда, общаясь преимущественно в форме монолога, но тем не менее, кормила его и баловала новыми игрушками. Памела в свою очередь быстро привыкла к миссис Доусон и со временем начала доверять ей настолько, что даже не боялась оставлять своего немощного приемного сына наедине с малознакомой женщиной. Мона за счет Гарри выплескивала наружу свою фанатическую любовь к детям, жалость к недееспособным и волны заботы вперемешку с состраданием к слабым. Памеле было удобно иметь своего рода правую руку в качестве доброй и самоотверженной Моны. А Гарри был просто Гарри. Короче говоря, у этой троицы были свои взаимовыгоды.

Я до сих пор довольно хорошо помню тот день. Это была смена, которая претендовала на звание одной из самых легких смен за все время работы на корабле. Все шло ровно. Посетителей было мало, и все тихие и спокойные без проблем и эксцессов. Я даже удивился. Но это было лишь затишьем перед бурей. Имея свободную минутку, около одиннадцати часов ночи мне вдруг захотелось немного пройтись, и я сам того не подозревая, видимо уже по привычке, направился к каюте 418. Должно быть, какая-то невидимая сила меня потащила тогда к ней. У меня было неплохое настроение, и я даже помню, как, поднимаясь по лестнице, я насвистывал какой-то простенький, но довольно мило звучный мотивчик. Как вдруг, только свернув в коридор, я услышал истерический рвущий душу женский крик. Без лишних раздумий я рванул к интересующей меня каюте, дверь которой оказалась открытой настежь. Настигнув цель за несколько секунд, я замер, останавливаясь в дверном проеме. В комнате находилась миссис Доусон, которая сидела на кровати, прикрыв лицо ладонями. Рядом с ней стоял один из представителей должности Utility Cleaner, он держал стакан воды и сочувствующе не отрывал глаз от плачущей Моны. С другой стороны от нее находился охранник из Security Office, он с испуганными глазами что-то поспешно записывал в тонкий черный блокнот. Возле мягкого кресла на присядках расположился врач, который медлительно копался в своей коричневого цвета медицинской сумке. У самой двери кричала и вырывалась из рук второго охранника миссис Асуго, сквозь рыдания она не переставала твердить: «Нет! Он не мог! Это не он!». В противоположной стороне от нее на полу сидел раскрасневшийся Гарри, руки его были в крови, он сжимал их возле груди и тихонечко с одинаковой периодичностью шептал: «Зачем? Зачем?». Возле него лежал окровавленный кухонный нож, за которым пристально следил помощник того же охранного отдела. По центру, окаменев в неудобной позе, с еще открытыми глазами в луже алой крови лежал труп Томаса Доусона. Вся эта жуткая картина наводила не просто страх, а самый настоящий ужас, который мигом заставил мое сердце выпрыгивать из груди, а ноги подкоситься. Немного придя в себя, я поспешил тут же покинуть ту каюту и незамеченным вернуться к своей работе, ведь по сути на том месте преступления мне нечего было делать, разве что как обычно молча наблюдать за происходящим и его героями.

Конечно, как только мы достигли берега, Гарри, Памелу, Мону, бедного Томаса, а также еще пару свидетелей сняли с корабля, кого для транспортировки в морг, кого в полицейский участок для дачи показаний. Что случилось с каждым из них, ну разве что за исключением мистера Доусона, мне неизвестно. Наше начальство провело с персоналом разъяснительную беседу и настоятельно просило не обсуждать события того злосчастного понедельника. Естественно, не все покорно прислушались к данному требованию, однако из-за отсутствия новой информации обсуждались все те же факты снова и снова. Я же старался держаться подальше от всяких сплетен. Вообще, знаете, что меня больше всего смущало в этой истории? Это то, что я, как и многие другие, тоже верил, что Гарри просто не мог убить Томаса, как тогда кричала отчаянная Памела. Ведь я ни раз видел, как этот бедолага с трудом держит вилку, не говоря уже о холодном оружии, с силой впивающееся в тело здорового мужика. Я не был уверен, что это было под силу Гарри. А вот Мона в моем видении была потенциальной убийцей вне всяких сомнений. Безупречные актерские способности этой дамочки позволили мне судить о том, что она была далеко не белой овечкой, как ей хотелось казаться.

Я помню, как однажды Мона ненадолго зашла в наш бар, пока ее муж увлекся рулеткой. Перемешивая разные крепкие коктейли, она быстро опьянела. Когда я с целью забрать счет подошел к ней, она протянуто, не глядя на меня, поинтересовалась не знаю ли я, где можно было найти ее мужа. Я с предположением ответил, что он, должно быть, в казино. После чего последовало коротенькое рассуждение Моны, которое она произносила, скорее всего, самой себе, нежели кому-либо постороннему. Женщина проговорила следующее: