Энтони Бруно - Плохие парни

Иверс смел со стола обрезки ногтей и бросил их в корзинку для мусора. Нигде в другом месте Гиббонс не видел корзинку для мусора из дорогого дерева.

– Ну что ж, Берт, – сказал наконец Иверс, – как вам живется в отставке?

Никто не называл его Бертом или, упаси Боже, полным именем – Катберт. Для всех он был Гиббонсом, просто Гиббонсом. Он мог бы поставить Иверса на место – еще раз, но сейчас ему и впрямь было на все наплевать. Да и приятно время от времени выслушивать нечто в фальшивом дружеском тоне, это заставляет тебя ценить настоящую дружбу.

– В отставке... спокойно, – сказал Гиббонс. – Уже прочел уйму книг.

Иверс кивнул, на лице его играла двусмысленная ухмылка. Ему, должно быть, казалось, будто она придает его лицу загадочное и неприступное выражение, но он ошибался.

– Вам ведь вовсе не обязательно было уходить в отставку, не так ли? Вы, Берт, отвечали всем требованиям по здоровью. Бьюсь об заклад, вы могли служить до шестидесяти. А я мог бы замолвить за вас словечко в Вашингтоне... если бы вы меня, конечно, об этом попросили.

Гиббонс выпустил из легких воздух, долго и медленно. Это начинает понемногу становиться забавным. Иверс в нем просто души не чает. Он чертовски хорошо знал, как на самом деле относится к нему Иверс: старая перечница из былого Бюро, один из молодчиков Гувера. Знал он и о чем Иверс думает в данную минуту: поглядите-ка только на этого динозавра! Все еще придерживается стиля одежды, предписанного Гувером. Летний льняной полосатый костюм, белая сорочка, строгий галстук, черные башмаки на шнурках, начищенные до блеска, соломенная шляпа с полями. Да чего от него ждать другого? Придерживаясь тридцать лет одного стиля, нелегко, да и незачем его менять.

– Ладно, Иверс. – Гиббонс сделал паузу, чтобы дать начальнику сбросить напряжение, возникшее, когда он услышал свое имя без приставки «мистер» и уж подавно без титула. – Пятьдесят пять для агента солидный возраст, не правда ли? Старый конь борозды не портит, но тем не менее.

Гиббонс ухмыльнулся, обнажив здоровенные зубы. Иверс, потрогав себя за подбородок, улыбнулся в ответ.

– Мне, Берт, всегда нравились ваши поговорки. Древнеримский стиль, стиль Империи. Когда я читал ваши рапорты, мне казалось, будто я вернулся в колледж и готовлюсь к экзамену по латыни. Вы по-прежнему считаете ФБР римским легионом, блюдущим покой и порядок в Империи?

– В точности так.

Иверс неторопливо кивнул, он чересчур увлекся, демонстрируя эрудицию.

Гиббонс закинул ногу на ногу и потянул себя за ухо.

– С нежностями покончили, о'кей, Иверс? – Гиббонс не был большим мастаком по части светской беседы. – Скажите, зачем меня вызвали, или о детишках разговаривать будем?

Иверс откинулся в кресле.

– Кстати, относительно детишек. Есть один паренек, о котором мне хотелось бы поговорить.

– И как его звать?

– Майк Тоцци. Доводилось вам слышать о нем в последнее время?

Гиббонс несколько замешкался с ответом.

– Я не слышал о нем с тех пор, как Бюро во всей своей бесконечной мудрости решило перевести его на кладбище.

– А вам известно, почему его туда направили? Потому что он буян, самый настоящий ковбой и ему пора научиться выполнять приказания.

Гиббонс ностальгически усмехнулся. Да уж, типчик этот Тоцци, ничего не скажешь. Единственный напарник, с которым Гиббонсу нравилось работать.

– Но ведь его перевели к нам из ОБН, – напомнил он Иверсу.

В ОБН – в Отделе по борьбе с наркотиками – все сотрудники были сущими ковбоями, во всяком случае, так обстояло дело какое-то время назад. Когда речь заходила о том, чтобы найти управу на какую-нибудь акулу наркобизнеса, они всегда считали, что цель оправдывает средства. Гиббонс живо представил себе, как Тоцци приставляет пистолет к зеркальной витрине одного из этих чертовых заведений, как бы оно там ни называлось.

– Насколько я могу припомнить, одно время вам нравилось держать ковбоя в своей команде. Вы говорили, что кто-то все равно должен делать грязную работу. Вы еще называли его бойцовым псом нашей псарни, так мне кажется.

Воспоминания о прошлом Тоцци, казалось, совсем не интересовали Иверса.

– Так вы говорите, что ничего не слышали о Тоцци с тех пор, как ушли из Бюро?

– Он ведь приходился мне напарником, а не женой.

И слава Богу.

Иверс пристально посмотрел на Гиббонса, явно начавшего получать удовольствие от того, как складывается беседа.

– Тоцци нас озадачил, а возможно, и навлечет на нас неприятности. Возможно, будет страшный скандал. – Иверс говорил теперь строго и важно.

– А что он такого сделал?

– Исчез. И не исключено, перешел на другую сторону.

Перешел на другую сторону? Тоцци? Да никогда в жизни! Он, конечно, сумасшедший, но не дурак.

– В Бюро уже долгое время не было перебежчиков, – задумчиво произнес Гиббонс.

Иверс раскрыл досье и протянул его Гиббонсу.

– Узнаете?

В папке лежали три клочка бумаги, каждый из которых, теперь тщательно разглаженный и упакованный в отдельный пластиковый пакет, сперва был явно смят. Гиббонс вглядывался в листки: это были фотокопии первых листов из секретных досье ФБР. Каждый из них был подписан агентами, ведшими дело, – К. Гиббонсом и Майклом Тоцци. Последний лист был из досье некоего Винсента Клементи по прозвищу Кламс.

– Над всеми этими делами мы работали вместе с Тоцци, – сухо произнес Гиббонс. – Никто не взят. Недостаток улик во всех трех случаях.

– А поточнее?.. – сказал Иверс.

Гиббонс разложил пластиковые пакеты у себя на коленях.

– Гаррисон Лефковиц – популярный адвокат, знаменитость, пройдоха, каких мало. Мы с Тоцци поймали его на укрывательстве сбежавших преступников. Хотите или нет, но их следовало называть политзаключенными. У нас были видео– и магнитозаписи, удостоверяющие его вину, но по какой-то пустячной причине вы, Иверс, спустили это дело на тормозах. Насколько я припоминаю, вы сказали, что собранных доказательств с лихвой хватило бы для заурядного преступника, но такой искусный адвокат, как Лефковиц, ухитрится обернуть дело против нас самих. Через пять недель после того, как дело было закрыто, один из так называемых политзаключенных, которого мы выследили на вилле Лефковица, убил троих человек в ходе вооруженного ограбления банка в графстве Лутнэм, затем ударился в загул...

– Не принимайте близко к сердцу, – перебил его Иверс. – А что насчет двоих других?

– Конгрессмен Дэнверс... – Гиббонс хмыкнул и покачал головой. – Тоцци набрел в лесу на его гнездышко. Графство Бакс в Пенсильвании. Лидеры – или, возможно, следует говорить, конгрессмен и его друзья – забавлялись с восьми-, девяти– и десятилетними мальчиками, сиротами и бродяжками. А самому конгрессмену нравилось, когда его пороли. Был у него для этого постоянный парень, весь в черной коже. Вашингтон приказал прекратить расследование. Наверное, подсуетился кто-то из участников.