Энтони Бруно - Подпорченное яблоко

Второй звонок.

Чисто профессионально.

Третий.

Даже не пытайся вытягивать из нее что-то. Если она захочет, расскажет сама.

Четвертый.

Забудь об этом. Ее нет дома. Сегодня День благодарения, ее брат в тюрьме и...

— Вы звоните по номеру 555-7846: Сейчас я не могу подойти к телефону, но если вы оставите сообщение, я вам перезвоню. Не забудьте дождаться сигнала. Пока.

Тоцци нахмурился. Автоответчик. Голос звучит дружелюбнее, чем в жизни. По крайней мере, по отношению к нему.

Пока он ждал сигнала, его сердце сильно колотилось. Он уже почти повесил трубку...

Би-и-ип.

— Джина, это я, — начал он и тут вспомнил голос Беллза на автоответчике: «Джина, это я. Позвони мне».

Он начал снова:

— Это Майк Тоцци. Я звоню узнать, как у тебя дела... Я имею в виду, как ты себя... твое самочувствие, то есть после... вчерашнего инцидента. Да, пожалуйста, звони мне в любое время, если у тебя возникнут какие-нибудь вопросы.

Он быстро повесил трубку. Его лицо пылало. Говорил как настоящий осел. Какие у нее могут возникнуть вопросы? Это у него возникли вопросы. Она здорово посмеется, когда услышит все это.

Тут он сообразил, что не оставил номер своего телефона. Черт!

Номер телефона ФБР есть в справочнике. Если она действительно захочет поговорить с ним, найдет его.

Но знает ли она, что он работает в Манхэттенском отделении, а не в Ньюаркском?

В Ньюарке ей просто посоветуют звонить в Нью-Йорк, так? Конечно. Вероятно. Он не может снова звонить ей и оставлять свой телефон. Это будет еще глупее. Пусть не думает, что он потерял надежду — это не так. Просто он руководствуется профессиональными соображениями.

Он встал, поглядел на телефонный аппарат и вздохнул.

Конечно, с профессиональной точки зрения нужно бы позвонить еще раз и оставить номер телефона, так?

Он снова сел и набрал ее номер, пока решимость не оставила его. Прослушав ее сообщение, он стал дожидаться сигнала.

Би-и-и-ип.

— Джина, это снова Тоцци. Я забыл оставить мой...

— Что тебе нужно? — Она сняла трубку. Она дома. Голос — как у настоящей стервы.

Он прочистил горло.

— Я просто хотел... — Он остановился. Он устал от этой чепухи, от этих игр. — Я хочу задать тебе один вопрос, Джина. Свадебное кольцо. Почему ты его носишь?

— Что? Ты болен. Я вешаю трубку.

— Просто скажи мне. Это все, что я хочу знать. Только скажи мне, и больше я не стану тебе надоедать.

— Ты сумасшедший.

— Да, знаю. Это мы уже установили. А теперь дай мне прямой ответ. Что это, знак помолвки, если ты носишь его таким образом?

Джина вздохнула в трубку:

— Я сказала тебе. Беллз подарил его мне. Это кольцо Марджи.

— Да, но почему ты его носишь?

— Марджи была моей лучшей подругой, ты, придурок. Я любила ее. И мне ее не хватает. Что я должна была с ним делать? Засунуть в ящик и забыть о нем?

— О...

— Теперь ты доволен?

— Мне просто было интересно. Извини, что побеспокоил тебя.

— А теперь ты будешь извиняться? Избавь меня от этого.

— Я сказал — только извини, что побеспокоил тебя. Сегодня праздник. Я не изви...

— Слушай, заткнись. Я не в настроении. Я перезвоню тебе. — Она повесила трубку.

Тоцци уставился на трубку. «Я перезвоню тебе»? Что она имела в виду?

Он положил трубку и нахмурился. Нет. Она не позвонит. Она не это хотела сказать.

Он вернулся в гостиную и снова занял свое место на диване.

Она не это имела в виду. Она не позвонит.

По телевизору показывали надувного Гуфи, плывущего над Бродвеем.

Так что же она имела в виду?

Сидя за кухонным столом. Гиббонс откинулся на спинку стула и через дверной проем взглянул на экран телевизора. Камера переместилась с Гуфи на бойкую маленькую брюнетку из шоу «Тудей». В руке она держала микрофон, и, когда она говорила, ее дыхание превращалось в облачка пара.

— Тем, кто только что присоединился к нам здесь, на Геральд-сквер, в Нью-Йорке, во время парада в День благодарения, мы с сожалением сообщаем, что один из наших гигантских воздушных шаров вчера вечером постигла печальная участь. Фигура Барта Симпсона стала жертвой разборки между гангстерами. Как сообщается из информированных источников, когда фигуру Барта надували для парада, в результате выстрелов из тяжелого оружия в ней были проделаны обширные пробоины. По нашим сведениям, восстановить фигуру скорее всего не удастся. Печальная потеря для поклонников персонажей мультфильмов...

— Ради Бога, выключи! — прокричал Гиббонс в затылок Тоцци. — Или переключи на футбол, если так уж хочешь что-нибудь смотреть.

Тоцци обернулся и сквозь дверной проем посмотрел на своего напарника:

— Я не люблю футбол.

— Ты что, долбаный коммунист? Футбол все любят.

— А я не люблю.

— Ну, ты известный олух.

— Наверное. — Тоцци снова повернулся к телевизору.

Остолоп.

Гиббонс все еще не остыл из-за того, что Тоцци стрелял из винтовки, чтобы выпустить воздух из надувной фигуры.

Лоррейн возилась у разделочного стола, перемалывая в миксере картошку. Она никогда не делала картофельное пюре, так как сама его не любила, но сегодня она приготовила его. Для Гиббонса.

Она бросила в миксер кусок маргарина.

— Как твой зуб?

— Какой зуб?

— Ты знаешь какой.

Гиббонс сунул язык в то место, где прежде был его больной зуб.

— Похоже, лучше, чем раньше.

Сегодня утром ему было так больно, что он упросил своего зубного врача открыть кабинет и вырвать зуб. Несмотря на болеутоляющие таблетки, место было еще чувствительным и швы саднили, когда он до них дотрагивался. Поэтому Лоррейн и готовила пюре. Пюре с подливкой и морковный суп-пюре — таков будет его ужин в День благодарения. Плюс начинка тыквенного пирога. Похоже, он получит массу удовольствия за эту неделю вегетарианской диеты. Или станет либералом.

— Как твоя грудь? — Возясь с миксером, она стояла к нему спиной.

— Ужасно.

На левой стороне груди, там, куда ударили пули, красовался огромный желто-багровый синяк, но сокрушающей боли уже не было. Вчера вечером в больнице ему сделали ЭКГ, и врач сказал, что беспокоиться не о чем. Сердечного приступа нет. Просто мышечные спазмы, вызванные травмой от удара пуль, после того как прекратилось действие болеутоляющих лекарств и спиртного. Он ничего не сказал Лоррейн о боли в груди и ЭКГ. Ни к чему ее беспокоить.

Лоррейн выключила миксер:

— Прости меня.

— За что?

Лоррейн обернулась. Ее лицо покраснело.

— Прости, что я не плакала. — Она шмыгнула носом и вытерла уголки глаз тыльной стороной ладони. — Когда тебя подстрелили вчера и ты лежал на полу в универмаге. Я не плакала. Слез не было. Я просто смотрела на тебя и смирилась с этим... с тем, что ты умер. А плакать не могла. Прости.