Сью Графтон - «Н» – значит невиновен

Я выехала на шоссе и свернула налево. Одним глазом посматривала на счетчик километража, другим отыскивала дом, который снимал Дэвид Барни, когда расстался с Изабеллой. Дом действительно оказался приметным: мне он напомнил макет циркового шатра, сделанный из бетона. Каждая треугольная секция купола поддерживалась тремя металлическими трубами, выкрашенными в веселенькие цвета. Все окна были разной формы. Скорее всего, изнутри дом такой же неуютный, с трубами, тянущимися вдоль стен. Добавьте к этому пластиковые панели, к месту и не к месту, и вы получите то, что в рекламных проспектах называют "Метрополитен хауз" – "солидный, неприступный, ниспровергающий устоявшиеся представления". Я бы сказала по-другому – дорого и безвкусно.

Припарковав машину, я вернулась назад по дороге. До поворота к дому Изабеллы у меня ушло ровно семь минут. Пусть даже отсюда до дома пять минут. Это совсем немного. А если по пути встретится машина, ее вполне можно переждать в кустах. В темноте никто ничего не заметит. Из пешеходов в такой поздний час тоже вряд ли кто-то встретится. По дороге назад я еще раз засекла время: восемь минут, я не особенно торопилась. Записала номера домов соседей – в дальнейшем они могли пригодиться. Я не успокоюсь, пока не выясню, видел ли кто-нибудь из соседей что-то подозрительное той ночью.

До встречи с Вейдманами оставалось еще минут двадцать свободных. Во всех делах, с которыми я работала, приходилось заниматься примерно одним и тем же – надо было перебрать кучу людей и найти одного виновного. Здесь все было иначе – требовалось найти улики, а человек был уже известен. Морли Шайн, проведя более или менее тщательное расследование, не получил никакого результата. Теперь была моя очередь. Но что предпринять?

Я принялась чертить на страничке блокнота, надеясь, что рисунки наведут меня на какую-нибудь мысль. Но карандаш оставлял на бумаге какие-то внушительные сферы, напоминающие гусиные яйца.

По моим наблюдениям, богатые делятся на "имеющих почти все" и на "имеющих еще больше". Иначе зачем стремиться к высокой цели? Люди всегда сравнивают себя с теми, кто стоит на одной с ними ступеньке общества. Богачи не так однородны, как это кажется со стороны. Просто круг их не очень широк, и критерии, по которым они различают "своих", бывают весьма экзотическими. Немалую роль здесь играет тип дома, в котором живет состоятельный человек. Особняки, хотя и кажутся похожими друг на друга, имеют массу различий, заметных лишь искушенному взгляду. Первостепенное значение имеют размер и расположение владения. Чем длиннее подъездная дорога к дому, тем больше очков у владельца. Наличие частной охраны или своры сторожевых собак, конечно, ценится гораздо выше, чем обычная электронная сигнализация. Гостевые домики, ажурные ворота, бассейны и освещение на лужайке перед домом – тоже немаловажный фактор. Безусловно, в разных местностях свои критерии, свои требования, но вышеперечисленные фигурируют везде.

Вейдманы жили на Лоуер-роуд, в непрестижном уголке Хортон Равин. Дома здесь, хотя и выглядели богатыми, но в большинстве своем не имели собственного лица. Дом Вейдманов был в их числе – неприметное одноэтажное строение, выкрашенное в зеленый цвет. Участок при доме, очень ухоженный, располагался слишком близко к дороге. Зная, что Питер Вейдман был архитектором, я ожидала увидеть просторный дом, беседки в саду и бассейн. Но ничего подобного не было.

Я поставила машину на бетонированную площадку у входа. На крыльце позвонила в колокольчик и стала ждать. Возможно, дверь мне откроет горничная. Но нет, в дом меня впустила сама миссис Вейдман – дама около семидесяти, в милом костюмчике из велюра и туфлях "Ронпорт".

– Миссис Вейдман? Я – Кинси Милхоун, – представилась я, протягивая ей руку.

Видимо, она не ожидала моего жеста, и мы пожали друг другу руки после неловкой паузы. В этой заминке было что-то такое, что навело меня на мысль о ее брезгливости, и я внутренне ощетинилась, никак, впрочем, не показав этого. Ее седые волосы были уложены в две тугие косы. Под глазами – круги. Правда, кожа цвета персика с румянцем на щеках выглядела совсем неплохо для ее возраста (как выяснилось позже, это была умелая косметика).

Она уставилась на меня, словно ожидая, что мы продолжим разговор, стоя в дверях.

– Это по какому же поводу? Боюсь, я забыла, зачем вы хотели прийти.

– Я работаю на Лонни Кингмана. Он адвокат Кеннета Войта по делу против ответчика – Дэвида Барни...

– О, да, да! Конечно. Вы хотели поговорить с Питером об этом убийстве. Ужасно. Вы, кажется, сказали, что ваш коллега скончался. Как же его звали, этого детектива?

Она постучала пальцами по лбу, словно извлекая забытую фамилию.

– Морли Шайн, – подсказала я.

– Да, именно, – она понизила голос. – Мне он показался очень неприятным, несимпатичным.

– Разве? – Я вдруг почувствовала, что закипаю. Мне он всегда казался великолепным профессионалом и прекрасным человеком.

Она наморщила нос и состроила гримасу.

– От него всегда так странно пахло. Я уверена, он был алкоголиком.

Возраст играет с человеком злые шутки: те чувства, что он тщательно скрывает, проступают вдруг на лице и застывают на нем, подобно маске. Это случилось и с миссис Вейдман. Неприятное впечатление.

– Он бывал у нас несколько раз, задавал какие-то глупые вопросы. Вы не собираетесь заниматься тем же самым?

– Я спрошу у вас кое о чем, и, надеюсь, вас это не затруднит. Могу я войти?

– Конечно. Извините, что не пригласила раньше. Питер сейчас в саду. Давайте поговорим там. Я собиралась прогуляться, но сделаю это чуть позже. Вы любите пешие прогулки?

– Нет, я бегаю трусцой.

– Бег трусцой – это вредно для здоровья. Он плохо отражается на коленных суставах, – начала она лекцию. – Вот ходьба – другое дело. Мой врач, Джулиан Клиффорд... вы знакомы с ним?

Я покачала головой.

– Он – врач-ортопед. Он наш сосед и вообще большой друг. Сотни раз он предупреждал меня об опасности бега трусцой. Это бессмысленное занятие.

– Разве? – пробормотала я безразлично.

Она опять завела свою пластинку, приводя новые аргументы, хотя я и слова против не сказала. Мне не нужна старуха, которая так отзывалась о Морли. Тем временем мы прошли по коридору в глубь дома. Снаружи он напоминал небольшое ранчо, однако внутри явно господствовал восточный стиль – персидские ковры, шелковые ширмы, расписные потолки, черные лакированные столики с перламутровым узором. Несколько ваз отвечали этому же стилю.

Пройдя через дом, мы очутились во внутреннем дворике, откуда несколько ступенек вели в небольшой сад, отделенный кирпичной стеной. Далее был еще небольшой участок – с деревьями и кустарником. В воздухе пахло опавшими листьями. Изредка доносились голоса птиц.