Роберт Паркер - В поисках Рейчел Уоллес

– Мы посидим снаружи, – сказал молодой, – пока вы будете там.

Рейчел Уоллес представили председателю "Друзей библиотеки", а он, в свою очередь, должен был представить ее аудитории. Молодой полицейский внимательно оглядел Рейчел:

– Как, ты сказал, ее зовут?

– Рейчел Уоллес, – ответил я.

– Она что, "розовая", или что?

– Она писательница, – сказал я, – феминистка и "розовая". И ее трудно испугать.

Полицейский покачал головой.

– Чертова лесбиянка, – бросил он своему товарищу и опять обратился ко мне: – Мы будем снаружи.

Они начали подниматься по лестнице. Через три ступеньки молодой полицейский остановился.

– У тебя хороший удар, – сказал он мне. – Я видел не так уж много парней, которые могли бы так врезать с короткого расстояния. – И последовал за своим товарищем.

Рейчел Уоллес уже сидела возле кафедры на складном стуле, сжав коленями ладони и скрестив ноги, пока председатель представлял ее. На столе справа от кафедры лежали дюжины две книг Рейчел Уоллес. Я прислонился к стене справа от двери и обозрел аудиторию. Никто не вызывал подозрений. Некоторые дремали. Рядом стояла Линда Смит.

– Очень милые слушатели, – проговорил я.

Она пожала плечами:

– Важна любая аудитория. Вы ударили того человека на улице?

– Только один раз, – ответил я.

– Интересно, что она об этом скажет.

Теперь плечами пожал я.

Председатель закончил представлять Рейчел, и она встала за кафедру. Аудитория вежливо зааплодировала.

– Я здесь, – начала Рейчел Уоллес, – по той же причине, по которой пишу книги. Я должна открыть правду, и я сделаю это.

Я прошептал Линде Смит:

– Как вы думаете, многие из этих людей читали ее книги?

Линда покачала головой:

– В основном они просто пришли поглазеть на настоящего живого писателя.

– Слово "woman" [11] произошло от староанглийского «wifmann», что означает «супруга». Само слово, которым обозначает нас наш язык, отражает точку зрения мужчин, – продолжала Рейчел.

Аудитория смотрела доброжелательно и честно пыталась что-нибудь понять. Глядя на них, можно было предположить, что большинство не согласилось бы с ней ни по одному вопросу. По крайней мере, значительная часть не понимала ничего из того, что она говорила. Они были друзьями библиотеки, всю свою жизнь они любили читать книги, любили сидеть в библиотеке, у них всегда была уйма свободного времени. В другой ситуации они бы выстрелили в лесбиянку без предупредительного окрика.

– Я здесь, – говорила Рейчел Уоллес, – не для того, чтобы изменить вашу сексуальную ориентацию. Я здесь, чтобы сказать: сексуальная ориентация – еще недостаточное основание для дискриминации, для плохого обращения с людьми. Я здесь, чтобы сказать: женщина может быть самостоятельным человеком без мужа и детей, женщина – не инкубатор, она не должна быть рабом своей семьи и шлюхой для своего мужа.

Пожилой мужчина в сером синтетическом костюме наклонился к своей жене и что-то прошептал. Ее плечи затряслись от беззвучного смеха. Мальчик лет четырех встал со стула рядом с бабушкой, прошагал по проходу в центре и сел на пол, уставившись на Рейчел. В самом последнем ряду толстая женщина в сиреневом платье читала "Мадемуазель".

– Сколько книг продается благодаря подобным мероприятиям? – прошептал я Линде Смит. Она пожала плечами.

– На практике узнать нельзя, – прошептала она в ответ. – Теоретически – такие выступления помогают. Чем они чаще, тем лучше. И на больших сценах, как "Тудей-шоу" [12], и на маленьких, вроде этой. Надо стараться охватить определенный регион.

– Есть ли вопросы? – спросила Рейчел, закончив свою речь. Аудитория рассматривала ее. Мужчина в белых носках и домашних тапочках мирно спал в первом ряду справа. В тишине громко шуршали, страницы "Мадемуазель". Женщина, перелистывающая их, казалось, этого не замечала.

– Если вопросов нет, спасибо.

Рейчел спустилась с низкой сцены около маленького мальчика и пошла по центральному проходу к Линде и ко мне. За дверями зала на столе красовались разноцветные маленькие пирожные и внушительный аппарат для варки кофе с грязным отпечатком пальца у крана.

– Все замечательно, – обратилась Линда к Рейчел.

– Спасибо, – ответила та. Председатель "Друзей" предложил:

– Не хотите ли чашечку кофе, подкрепиться?

– Нет, спасибо, – сказала Рейчел, отрывисто кивнула мне, и мы втроем направились к дверям.

– Вы уверены, что не хотите подкрепиться? – спросил я, когда мы вышли из библиотеки.

– Я хочу два или три мартини и ленч, – ответила Рейчел. – Что у меня сегодня во второй половине дня, Линда?

– Раздача автографов в Кембридже. Рейчел передернуло.

– О Господи! – произнесла она.

Снаружи никого не было, кроме двух полицейских в патрульной машине. Пикетчики удалились, и площадь перед библиотекой вдруг стала пустой и безобидной. Когда мы садились в машину Линды, я "выстрелил" в молодого полицейского указательным и большим пальцами. Он кивнул, и мы поехали.

– Вы, кажется, неплохо пообщались с молодым офицером. Встречались с ним раньше? – спросила Рейчел.

– Именно с ним – нет, но мы оба кое-что знаем. Когда мне было столько же, сколько ему, я был примерно таким же.

– Не сомневаюсь, – произнесла она без всякого видимого удовольствия. – И что именно вы с ним знаете? Откуда вы знаете, что вы знаете?

Я пожал плечами:

– Вы не поймете. Я не могу объяснить, откуда взялось наше знание, но оно есть.

– И все же попробуйте, – сказала Рейчел. – Я не тупица. Объясните.

– Мы знаем, что причиняет боль, – проговорил я, – а что – нет. Мы знаем, что такое страх и смелость. Мы знаем, как применить теорию на практике.

– Вы угадываете с одного взгляда?

– Ну отчасти. У него на рубашке кое-какие боевые награды.

– Военные медали?

– Ну да, полицейские иногда их носят, как он, например. Он ими гордится.

– И на этом основывается ваша оценка?

– Нет, не только. Еще его походка, то, как сжат его рот, как он держит голову, как он отреагировал на вожака пикетчиков.

– Я думала, перед нами пародия на крутого мужчину.

– Нет, не пародия, – ответил я. – Настоящее.

– Настоящее – это пародия, – заявила она.

– Я и не думал, что вы поймете.

– Только не надо меня опекать, – вскипела она. – Не надо разговаривать со мной тоном "ах-женщине-не-понять".

– Я сказал, что вы не поняли, но не сказал, что другим женщинам этого не понять. И вообще, я сказал это не потому, что вы женщина.

– А, – оборвала она, – похоже, вы считаете себя кем-то вроде сэра Галахеда [13]. Думаете, что защитили мое доброе имя, врезав этому несчастному недоумку у библиотеки? Ну так вот – это вовсе не так. Вы были похожи на идиота-головореза. Я не потерплю, чтобы ради меня вы применяли методы, которые я отвергаю. Если вы еще раз ударите кого-нибудь, отнюдь не для защиты моей жизни, я тотчас же вас прогоню.