Андрей Воронин - Рукопись Платона

Дикая фантазия при всей своей неправдоподобности основательно ее взбодрила, и мозг княжны заработал в полную силу, вырабатывая план побега. Что она станет делать, выбравшись из дома, Мария Андреевна пока не знала, но и сидеть сложа руки в ожидании неизвестно чего было нестерпимо.

Собственно, никакого особого плана и не требовалось: ее передвижения по дому никто не контролировал, а часовые стояли только возле оружейной, на парадном крыльце и у задней двери. Прошлой ночью никаких часовых и в помине не было, но княжна ушла из дома через окно; теперь же, когда двери столь бдительно охранялись, воспользоваться проторенным путем ей сам бог велел. Она подумала, что напрасно рассказала полицмейстеру про дыру в заборе; впрочем, даже если эта лазейка и была взята под охрану, никто не мешал Марии Андреевне найти или устроить другую. Нужно только дождаться темноты, и тогда троица сонных инвалидов с их ружьями и тесаками не будет для нее серьезным препятствием.

Приведя в порядок свой внешний вид, она спустилась в столовую и поужинала в одиночестве, стараясь есть как можно медленнее, ибо не знала, чем занять себя до полуночи. За десертом она распорядилась накормить солдат, и ей было сказано, что те уже получили плотный ужин и по чарке водки. Говоря о водке, горничная как-то странно посмотрела на княжну, будто желая что-то сказать своим взглядом. Тогда Мария Андреевна всерьез задумалась о том, так ли необходим задуманный ею побег: похоже, домашняя прислуга была уверена, что хозяйке непременно надобно бежать из-под стражи, и даже предприняла кое-какие самостоятельные шаги в этом направлении. Оставалось только надеяться, что кухарка от большого рвения не подсыпала в солдатский ужин толченого стекла или крысиного яду. Впрочем, подобного коварства княжна от своих слуг все-таки не ждала.

Итак, вопрос о побеге повис в воздухе: побег означал бы признание собственной вины, и, хотя полицмейстеру после можно будет объяснить оправданность и даже необходимость такого поступка, прислуге этого не втолкуешь. Так и будут считать, что барышня укокошила своего ухажера, сбежала из-под стражи, а после, видать, откупилась от полиции, благо денег у нее сколько хочешь, а господам, как известно, все дозволено...

Вернувшись к себе, Мария Андреевна открыла шкаф и вынула оттуда свой костюм для верховой езды, скроенный на манер обычной амазонки, но с узкими мужскими панталонами, заменявшими юбку. Костюм был старый, княжна не надевала его уже года полтора, а то и все два, и теперь даже не была уверена, что сумеет в него влезть. Она где-то читала, что человек растет до двадцати пяти лет — правда, под конец уже не так скоро и заметно, как в самом начале жизни. Еще она подумала, что костюм этот теперь стал реликвией тех времен, когда страшные воспоминания двенадцатого года были еще слишком свежи в ее памяти и когда вся она представляла собою сплошной комок нервов, ежеминутно готовый обороняться и нападать.

Потом она вдруг сообразила, что выбраться из дома через окно можно только внизу, на первом этаже, а чтобы попасть вниз, снова придется пройти мимо часового в коридоре, который не преминет поднять тревогу, узрев свою пленницу в столь необычном виде. С таким же успехом она могла бы объяснить свое намерение солдату простыми словами: дескать, ты, дядя, пока отвернись, а я пойду погуляю и, быть может, еще успею кого-нибудь убить до наступления утра.

Тогда она свернула костюм в тугой комок по образцу того, что нашла в шкафу у Хесса, с тою лишь разницей, что завернула в одежду сапоги для верховой езды. Теперь все было готово; оставалось лишь дождаться более позднего часа и выбросить узел в окно, с тем чтобы после подобрать его и переодеться где-нибудь в укромном уголке за конюшней.

Время шло медленно. Наконец пробило десять, потом половину одиннадцатого, а после и одиннадцать. Княжна терпеливо сидела в кресле, делая вид, что читает. За нею никто не наблюдал, но она все равно упорно листала страницы Платона, пытаясь понять, о чем пишет древний грек. Строчки прыгали у нее пред глазами, руки слегка подрагивали: княжна уже знала, что, покинув дом, непременно отправится в кремль, а такая прогулка под покровом ночи не сулила ничего хорошего. Трижды порывалась она встать и пошарить по ящикам комода в поисках пистолета и трижды оставалась на месте, потому что никакого оружия в комнате заведомо не было. Наконец она решила, что перед уходом непременно заглянет на кухню и украдет там самый большой нож, какой сумеет найти. Мысль о том, что можно что-то украсть в собственном доме, где все до последнего гвоздя принадлежит ей, немного ее позабавила.

Башенные часы в углу захрипели, словно прочищая горло, и гулко ударили один раз. Княжна отложила книгу и встала, чувствуя знакомую слабость во всем теле, предшествовавшую обычно опасным приключениям, кои так часто происходили с нею в прежние времена.

Она подошла к окну, держа под мышкой узел с одеждой и сапогами, и в этот миг шаги часового в коридоре вдруг затихли. Вместо них послышался странный шорох, как будто усатый караульный, устав ходить из стороны в сторону, решил прилечь прямо на полу.

Княжна прислушалась, но из коридора не доносилось ни звука. Это было странно. Мария Андреевна подозрительно покосилась на дверь, а потом, прильнув щекой к оконному стеклу, попыталась разглядеть крыльцо. То, что она увидела, насторожило ее еще больше: из-под навеса крыльца торчал начищенный солдатский сапог. Похоже было на то, что все выставленные полицмейстером часовые разом решили отдохнуть и улеглись там, где стояли, — прямо на своих постах...

Положив на подоконник узел с одеждой, княжна на цыпочках пересекла комнату и резко распахнула дверь. Она успела увидеть часового, который, широко разбросав руки и ноги, плавал посреди коридора в луже собственной крови, а в следующее мгновение перед ней возникла страшная, вся в лохмотьях и космах сутулая фигура, по-обезьяньи скалившая на нее беззубый рот с рассеченными наискосок губами. Заскорузлая от грязи пятерня грубо толкнула Марию Андреевну в лицо с такой силой, что она, отлетев от двери, упала спиною на стол, опрокинув свечу и разбросав бумаги. Перед тем как упасть, княжна успела увидеть блеск стали в руке незнакомца.

— Вяжи ее, щербатый, — услышала она знакомый сиплый голос. — Да пасть заткни, не то орать примется.

В черно-серебристом лунном сумраке она увидела, как лохматая фигура метнулась к ней от двери, держа наготове веревку. Шарящая в поисках какого-нибудь оружия ладонь Марии Андреевны наткнулась на что-то продолговатое, плоское и сомкнулась на фигурной рукоятке из слоновой кости раньше, чем княжна успела сообразить, что именно подвернулось ей под руку. Щербатый Иван навалился на нее сверху, обдавая кислым запахом грязи и нищеты. Шершавая, колющаяся волокнами веревка коснулась ее щеки; княжна коротко взмахнула рукой, и костяной ножик для разрезания бумаги глубоко вонзился в жилистую шею щербатого Ивана.