Александр Костенко - Игра на вес золота

В последнем или, правильнее сказать, в первом кормовом отсеке, где, по моим довольно дилетантским представлениям об устройстве подводной лодки, должны были находиться приводы рулей, запасы баллонов со сжатым воздухом и мастерская, я сразу увидела на палубном настиле два белых черепа. Они лежали в углу у переборки, бессмысленно уставившись пустыми глазницами на непрошенную гостью. Я вздрогнула и, переведя дух, снова направила свет фонаря на останки подводников. Рядом с ними в беспорядке были разбросаны гаечные ключи различных размеров и пустые кислородные баллоны, судя по открученным до отказа вентилям. Эти двое моряков почему-то не покинули лодку вместе со всеми, а продолжали пытаться устранить неисправность, возникшую, видимо, в рулевом управлении. Стало понятно, что они оставались в этом отсеке до самого последнего момента, пытаясь спасти лодку. Эти подводники боролись, пока у них не кончился кислород. Я впервые с уважением посмотрела на моряков Вермахта. Опустившись чуть ниже, я разглядела в иле чудом сохранившийся правый ботинок одного из погибших и блестящий металлизированный шеврон, тускло блестевший в стороне. Наклонившись и взяв в руки этот кусочек ткани, я сразу увидела лежащих в иле рядом друг с другом два овальных алюминиевых медальона, так называемых личных опознавательных знака, с выбитыми в зеркальном отображении на двух половинках, разделённых прерывистой линией разлома, личными данными военнослужащих Кригсмарине…

— Однако пора возвращаться, — подумала я, посмотрев на часы и манометр. Кислорода оставалось как раз на то, чтобы вернуться. В последний раз бросила взгляд на останки немецких моряков, развернулась и, зажав в руке немецкие медальоны, поплыла в обратном направлении.

В четвёртом кормовом аккумуляторном отсеке один из медальонов случайно выскользнул у меня из рук и, на мгновение блеснув в свете фонаря, исчез в темноте.

Я остановилась, и, несмотря на то, что была сильно ограничена во времени — запас воздуха продолжал катастрофически таять, опустилась почти к самому палубному настилу, и вдруг увидела под ржавыми металлическими рамами нижнего яруса матросских коек нечто, накрытое почерневшим от воды брезентом. Я опустилась ниже и, ухватив рукой край склизкого и тяжеленого брезента, потянула его на себя. Полусгнившая ткань легко поддалась и соскользнула мне под ноги, открыв моему взгляду ряд выкрашенных тёмно-серой краской больших металлических ящиков с надписями, сделанными через трафарет белой краской:

«Smolensk, 1941».

Я замерла на месте и, ещё не веря в удачу, осторожно провела рукой по крышке верхнего ящика. Видение не исчезло. Ящики были самые настоящие. Затаив дыхание, пересчитала взглядом — их было ровно шесть штук…

Мы с Егором отгуляли положенные две недели отпуска, большую часть которого «били баклуши» и валялись в постели. В один из вечеров, когда мы решили выпить по бокалу вина при свечах, то есть устроить романтический ужин, Егор рассказал мне историю жизни нашего арктического проводника — Козлова Ильи Тимофеевича. Рассказанное потрясло меня до глубины души, я долго после того, как Егор закончил рассказ, молчала, приходя в себя. Я отчётливо вспомнила строчки, прочитанные мной на выцветших страницах архива:

«…Так, Борисов показал, что по приказу Шварца подготовил и успешно осуществил операцию, в результате которой был пленён лейтенант НКВД Козлов Илья Тимофеевич, участвовавший в перевозке ценностей, обнаруженных в д. Богданово Колодези в июне 1941 года. Козлов на допросах сообщил немцам сведения, содержащие государственную тайну. А именно, о количестве и примерном составе клада ценностей, доставленных в Смоленское отделение государственного банка СССР из д. Богданово Колодези. О дальнейшей судьбе ценностей Козлов И.Т. ничего не знал и был расстрелян осенью 1941 года…» Выходит, Козлов остался жив? Это было просто невероятно! Если бы мы нашли этого ценного свидетеля в самом начале, насколько короче был бы наш путь к сокровищам! Но жизнь, как всегда, своенравно поступила по-своему, предоставив нам самим пройти весь путь, от самого начала до самого конца.

В последний погожий денёк перед выходом на службу мы всей командой решили завалиться к Тарасову на дачу. Октябрь в этом году выдался по-летнему тёплый. Валентиновка стояла, как всегда, в убранстве величественных корабельных сосен, сочную зелень которых чувственно обрамляла золотая роспись клёнов и лип. Солнце пригревало совсем по-летнему, и мы, утеплившись было утром, с нескрываемым наслаждением скинули куртки и свалили их в необъятный багажник Мишкиного «Лендровера».

Генерал встретил нас как радушный хозяин, поворчав немного по-стариковски и на прекрасную погоду, и на пробки на дорогах.

Вскоре весело затрещал мангал, и мы, наконец, расселись за большим круглым столом на застеклённой террасе старого бревенчатого дома.

— Товарищи офицеры, — поднял первый тост генерал, — первым делом хочу поблагодарить вас за службу. Но прежде, чем поставить в этой, без увеличения сказать, запутанной и опасной операции точку и вручить вам заслуженные награды, я позволю себе прояснить для вас некоторые моменты, оставшиеся за кулисами всей этой истории, — генерал выпил и, крякнув от удовольствия, продолжил. — Так вот, три дня назад на участке известной вам заставы, — генерал хитро подмигнул мне, — выбросило на берег тела трёх аквалангистов. Они в точности, по словам гидрографов, повторили путь спасательного плота со свеженьким покойником, который оказался в расположении заставы капитана Омулева. Два из них абсолютно никакого интереса для нас не представляют, а вот третий, — генерал выдержал эффектную паузу, — по данным посмертной дактилоскопии оказался неким Дитером Хоффманом, оберштурмбанфюрером СС, лицом, кстати, весьма и весьма приближённым к Герману Герингу. Этакий высокопоставленный офицер для особых поручений. Он безуспешно разыскивался как военный преступник с мая 1945 года и по сей день полициями Польши, Германии, США, Израиля, России и даже бывшей Чехословакии. Последний раз его видели в Берлине осенью 1944 года. А в 1974 году в Москву он прилетал по документам Курта Краузе, под этим именем он и проживал последнее время в Эквадоре. Так вот, вам будет интересно узнать, что полученные с его трупа отпечатки пальцев полностью соответствуют отпечаткам, зафиксированным на месте убийства Веретенниковой, а также на наградном пистолете системы «Вальтер», обнаруженном вами на катере преступников. Таким образом, теперь мы можем с большой долей вероятности воссоздать произошедшее 23 мая 1974 года в квартире № 5-бис, в доме № 1 по Котельнической набережной.