Валерий Шарапов - Тайник в старой стене [litres]

– Где работает, знаешь?

– Нигде не работает. Живет за счет этого самого Савраса, он же ей и квартирку снимает.

– Точный адрес знаешь?

– Текстильная семь, квартира четыре.

– А полное имя у Соньки есть?

– Илюшина Софья Георгиевна!

– А с Юлькой твоей, кроме того, что она этой Илюшиной рыбу продает, что еще общего? Они что, подруги?

– Вот еще! Говорю же, Сонька эта – шалава гулящая, подстилка бандитская…

– Почему бандитская?

– Потому что Саврас этот Сонькин – мокрушник конченый. Он – мокрушник, Лекса этот – тоже мокрушник. Если уж его Юлька моя боится, значит, парень – тот еще. Вот потому я тут с тобой и ховаюсь. Если Саврас этот узнает, что я на него ментов навел, пиши пропало. Ножиком по горлу – и в речку.

– А сам Саврас где живет?

– Этого Юлька не знает. Ни где Саврас, ни где корешок его мордатый Лекса обитает, она не знает. Так что больше мне тебе, начальник, сказать нечего.

Зверев покачал головой и задал последний вопрос:

– А про то, с кем Саврас кроме Лексы дружбу водит, Юлька тебе не рассказывала? Лощеный, Кеша, Лиля Формоза?.. Лось и Мощный? – Зверев стал перечислять добытые Веней клички бандитов. – Эти имена она тебе не называла? Может быть, Пряник или Акробат?

– Нет, не говорила! – подумав, заявил Желудь. – Только Савраса и Лексу назвала, больше никого.

– Ладно, я все понял! – Зверев поднялся. – Спасибо тебе. Если что нового узнаешь, отзвонись.

Кивнув своему «приятелю», Зверев двинулся в сторону автобусной остановки.

Желудь прокричал ему вслед:

– А Юлька моя меня не бросит! Не дождетесь. Любит она меня, а что до манер… Так от Юльки от самой всегда рыбой воняет, она и плюется, и сморкается в пальцы, а еще матерится похлеще пьяного извозчика…

Последние слова Желудя Зверев уже не расслышал.

Спустя час Зверев уже был в кабинете Корнева. Он потребовал незамедлительно организовать слежку за домом Софьи Илюшиной. Корнев поинтересовался зачем, пожаловался на нехватку людей и сложную оперативную обстановку в городе, но в ответ услышал встречный вопрос: «Ты хочешь найти генеральского сына и разобраться с бандой, которая чуть было не укокошила Веню?»

Корнев начал пыхтеть, но, прекрасно понимая, что орать на Зверева не имеет смысла, дал капитану особые полномочия. Тут же были выделены люди и старенький, видавший виды автомобиль «КИМ» [26] «КИМ-10» – марка советских малолитражных автомобилей 1930–1946 гг. с помятым крылом и трещиной на лобовом стекле. Зверев долго ругался, но в конце концов принял выделенные ему средства.

Спустя пару часов двое оперативников в сопровождении водителя остановились неподалеку от дома Илюшиной и приступили к наблюдению. Сотрудникам было строго-настрого запрещено во что бы то ни было вмешиваться, задерживать кого-либо или проявлять ненужную инициативу. Зверев приказал им заниматься только слежкой и ничем другим.

Квартира, которую Саврас снял для своей пассии, была на первом этаже, и это частично упрощало слежку, но похвастаться результатами сотрудники наблюдения долгое время не могли. Все, кто наблюдал за квартирой Илюшиной, ежедневно писали отчеты, которые читал лично Зверев. Все в Управлении знали, что Зверь не особо дружит с бумагами, а предпочитает реальные дела, но на этот раз он штудировал доклады лично.

Прошло пять дней, но ни Саврас, ни Лекса, ни кто-то другой, способный вызвать интерес оперативников, так и не появились. За эти дни квартиру навестил сантехник (его проверили и допросили, он оказался тем, за кого себя выдавал), почтальон (с этим тоже была проведена работа), пару раз забегала соседка, ругалась с Илюшиной из-за того, что она слишком громко включает по вечерам патефон.

Пару раз Звереву из Ленинграда звонил Веня. Он сообщил, что добрался и обустроился в гостинице. Потом доложил, что на Литейном проспекте ни в одном медучреждении про Лизу Еремину не знают. Зверев выслушал Костина молча и сказал лишь одно слово: «Ищи!» После чего повесил трубку.

На следующее утро Зверев снова сидел в отделе и читал полученные Богдановым ответы на запросы. За все эти дни он только один раз встретился с Сашей, но эта встреча оказалась блеклой и неинтересной. Зверев все время думал о банде Лощеного, почти не слушал Сашины рассказы и отвечал на ее вопросы невпопад. Саша не обижалась, а может быть, только делала вид, что не обижается. Они по-прежнему держали дистанцию. Зверев временами отвечал резко, порою даже грубо. В эти дни он думал о другой женщине, и Саша определенно это ощущала.

Зверев помнил наизусть отчеты оперов, ведущих слежку.

Большую часть времени Илюшина проводила дома. Иногда выходила на прогулку и праздно болталась по магазинам и рынкам. Один раз она посетила кинотеатр «Родина», чтобы в одиночестве посмотреть «Леди на один день» [27] «Леди на один день» – американская комедия 1933 г. , один раз сходила на выставку мод. Регулярно бывала в ювелирном магазине на проспекте Энтузиастов и время от времени захаживала в меховой магазин на улице Труда.

Последние дни Зверев был дерганый, много курил. Наконец, прочитав очередной доклад, он вызвал к себе наблюдателей, Борю Семина и Леньку Куделькина, и принялся расспрашивать их с особым пристрастием. Сличив показания оперативников, услышав их мнение, Зверев беззвучно рассмеялся и сказал, обращаясь сам к себе:

– Есть! Вот она, закономерность! А раз есть закономерность, значит, есть и ключик, открывающий ворота этой крепости! Ну что же, пожалуй, стоит двинуться на штурм. Ваша колымага здесь?

Семин и Куделькин переглянулись.

– Да как же? Она же у дома этой барышни дежурит, – ответил Семин.

– Тогда возьмем машину Корнева. Оба едете со мной! – приказал Зверев, поднимая трубку телефона.

Он не появлялся уже вторую неделю. Софья злилась, ругала его последними словами, но при этом всякий раз ближе к вечеру, когда за окном слышались шаги, спешила к двери.

Его звали Георгий, так же, как и ее отца, агента по снабжению и сбыту на кондитерской фабрике «Золотой петушок», погибшего вместе с женой в своей собственной квартире от бомбежки в первые дни войны. Отец вышел из низов, из обычной крестьянской семьи, но выбился в люди и стал прилично зарабатывать. При этом Георгий Илюшин не любил ни роскоши, ни праздных гуляний. Свою жену, мать Софьи, он ничем не баловал, заставлял сидеть дома и вечно чем-то попрекал. Одним словом, ее мать была забитой простушкой, а отец до самой своей смерти так и остался скрягой. Софья выросла совсем другой.

Другим был ее Георгий.

По паспорту он значился Георгием Юлиановичем Саврасовым, но она называла его Жоржем. В криминальном мире он именовался Саврасом, и это было имя, на которое Георгий откликался гораздо охотнее, чем на все остальные, вместе взятые.