Дмитрий Миропольский - Тайна двух реликвий [litres]

Первая Книга Царств (28:6). И вопросил Саул Господа; но Господь не отвечал ему ни во сне, ни чрез Урим, ни чрез пророков.

По способу использования Урим и Туммим представляли собой жребий, который давал либо положительный ответ, либо отрицательный, либо оставлял вопрос без ответа. Механизм взаимодействия с Ковчегом не описан:

Первая книга пророка Самуила (14:41). И сказал Саул: Господи, Боже Израилев! Почему не дашь Ты сегодня ответа своим слугам? Если вина на мне, дай Урим, а если вина на Твоем народе Израиля, дай Туммим.

Последний зафиксированный в Библии случай, когда были использованы Урим и Туммим, произошёл при царе Давиде около 3000 лет назад. В дальнейшем волю Господа сообщали только пророки. Со времени возвращения Израиля из Вавилонского плена принятие особенно важных решений откладывалось:

Книга Эзры (2:63). Правитель запретил им вкушать жертвы, что относились к великим святыням, доколе не появится первосвященник с Урим и Туммим, чтобы вопросить Господа.

Раввины не обладают достаточной квалификацией для использования Урим и Туммим и не являются священниками. Они – толкователи Библии, которые выполняют ритуальные функции. По библейским канонам священник может происходить только из мужской линии потомков Аарона, старшего брата Моисея.

– Не сомневаюсь, что у вас есть ко мне вопросы, – сказал Вейнтрауб, когда гости переоделись, и вся компания собралась за накрытым столом. – Готов по мере сил на них ответить.

Первой в атаку бросилась Жюстина.

– Правду сказать, я потрясена. Вы утверждаете, что у экспонатов коллекции не криминальное происхождение. Я проверю каждый, но откуда у вас Урим и Туммим?

– Вы ничего не проверите, пока не примете моё предложение, – сухо заметил старик. – Главе фонда Вейнтрауба я предоставлю для проверки самые подробные документы. Частному лицу могу лишь подтвердить то, что вы видели собственными глазами: Урим и Туммим находятся у меня.

– Это их вы называли коммуникатором? Вы считаете, что Урим и Туммим – это ключ к Ковчегу? – спросила Ева.

– Это единственное устройство, которое обеспечивало двустороннюю связь с Ковчегом, – сказал Вейнтрауб, останавливаясь на каждом слове. – Перечитай Библию, а пока поверь на слово. Обычно Ковчег либо управлял людьми, либо действовал сам. Урим и Туммим позволяли вести с Ковчегом диалог. Любой самый сложный вопрос можно разложить на множество простых и, получая ответ на каждый простой вопрос, постепенно собрать из них ответ на сложный. Древние евреи справлялись с этой задачей. Вы с коллегами пока что ломаете об неё зубы.

Одинцов хотел было заговорить, но его опередил Мунин:

– У историков и археологов есть правило. Мы очень сдержанно относимся к артефакту, если неизвестно его происхождение. Одно дело, если древнюю монету нашли во время раскопок. Известно, кто нашёл, когда нашёл, в каком слое, какие вещи были рядом… Монета может потом кочевать из рук в руки, из музея в музей, но учёные знают, откуда она взялась. И другое дело, если точно такую же монету вы просто вынули из кармана. В первом случае она представляет большую научную ценность, а во втором – в основном коммерческую…

– Провенáнс , – вставила Жюстина; Вейнтрауб её понял, и она пояснила для остальных: – С произведениями искусства то же самое. У каждого должен быть провенанс. У картины, у скульптуры, неважно. Должна быть информация обо всех владельцах с самого начала, с момента создания.

– Вы показали нам камни, – продолжал Мунин, исподлобья глядя на Вейнтрауба, – и уверяете, что это Урим и Туммим. Я присоединяюсь к мадам де Габриак. Вы должны рассказать, откуда они у вас.

Одинцов поднял здоровую руку с буклетиком, который захватил из своей комнаты, и помахал им в воздухе, привлекая внимание.

– Можно, я скажу пару слов?.. Давайте начнём не с самого начала, а с самого главного. Мистер Вейнтрауб, почему вы так уверены, что эти Урим и Туммим – настоящие?

За столом повисла тишина. Вейнтрауб сосредоточенно поковырял на тарелке запеканку из спаржи и, отложив вилку, произнёс:

– У меня достаточно оснований, чтобы не сомневаться в подлинности камней. Вы убедитесь в этом сами, пока будете выяснять, как с их помощью происходит коммуникация с Ковчегом.

– Это и есть наша задача? – спросил Одинцов.

– Присутствие мадам де Габриак лишает меня удовольствия обсуждать наше сотрудничество в деталях… Простите, – старик упёрся взглядом в Жюстину, – но у меня всё ещё нет оснований, чтобы делиться с вами конфиденциальной информацией.

Жюстина ответила нервно:

– Я не могу принять решение по фонду до тех пор, пока не увидела контракт с условиями, перечнем служебных обязанностей, компетенциями…

– Так в чём же дело? – удивился Вейнтрауб. – Мои юристы в вашем распоряжении двадцать четыре часа в сутки, начиная с этой минуты. Вы можете связаться со своими юристами, если надо. Контракт уже готов и приятно удивит вас – во многих отношениях. Он прозрачен, в нём нет подводных камней. Вычеркнете лишнее, впишете недостающее… Но урегулирование всех формальностей всё равно займёт сколько-то дней, а мне бы не хотелось ждать и заставлять наших друзей впустую тратить время. Сейчас важно ваше принципиальное решение: да или нет? Скажите всего одно слово.

Жюстина кусала губы. Старик лишил её возможности манёвра. Он показал свою коллекцию, потому что знал, какое впечатление она произведёт, и знал, что нет в мире профессионала, который отказался бы работать с такими сокровищами. А главное, он знал, что Жюстина никому ничего не расскажет. Разве что добавит ещё немного к слухам о коллекции Вейнтрауба, но не сможет ничем подтвердить свои слова. Науськать на хранилище полицию не получится: старика не в чем обвинить. В коллекции нет ни одного экспоната, который находился бы в розыске, – это Жюстина знала точно. Нет оснований приходить на виллу с обыском, нет оснований изымать картины для экспертизы. Юридически подлинников той же «Леды» Леонардо и Микеланджело не существует. До тех пор, пока не доказано обратное, полагается считать, что в хранилище висят копии, а это не противозаконно…

– Да или нет? – повторил Вейнтрауб, и Жюстина почти выкрикнула:

– Да! Чёрт возьми, да!

Одинцов кивнул:

– Вот это правильно. Вместе веселее. – Он звонко щёлкнул ногтем по пустому винному бокалу, который стоял возле тарелки. – Будем праздновать?

Вейнтрауб сделал жест, по которому в столовую вошли два официанта. Они налили всем вина и тут же вышли, снова прикрыв двери: разговор шёл без свидетелей, а за нуждами гостей следили из соседней комнаты с помощью видеокамер.

– Я рад, что мы договорились, – сказал Вейнтрауб, поднимая бокал. – Мои поздравления, леди и джентльмены… Мадам де Габриак, вас я поздравляю в особенности. Нашим друзьям ещё только предстоят великие дела, а вы уже можете наслаждаться коллекцией. И раз вы уже с нами, я позволю себе рассказать кое-что про Урим и Туммим. Провенанс у них – почти как у Ковчега Завета, сами понимаете. Несколько томов, которые вам передадут после вступления в должность. А история про то, как они попали ко мне, намного короче.