Дмитрий Миропольский - Тайна двух реликвий [litres]

– Когда подаришь, буду знать.

– Милые бранятся – только тешатся, – заметил Мунин. – Я могу продолжать?.. Так вот, этот алмаз Толстой поднёс императрице Александре Фёдоровне, а она продала камень с аукциона и пожертвовала деньги на устройство госпиталей, потому что уже вовсю шла Первая мировая война. За следующие два года, до того, как империя рухнула и всё пошло прахом, граф изготовил алмазов на пятьдесят миллионов рублей золотом. Эти деньги тоже пошли на военные нужды. Осенью семнадцатого года, когда Толстой вёз в Петроград очередную партию камней, большевики ограбили его и собирались расстрелять, но в итоге несколько лет мурыжили по тюрьмам, и в конце концов он оказался – где?

– У Зубакина, – пробурчала Ева, которая ещё сердилась на Одинцова.

Мунин снова потёр руки.

– Это было бы слишком просто. Тем более, Зубакина в то время тоже сперва посадили в тюрьму, а потом сослали в Архангельск… Пойдёмте к бассейну, а? Чего взаперти сидеть? Окунёмся разок и продолжим.

Ева с Одинцовым не возражали. Майами – почти рай, особенно летом, и работать под ласковым солнышком у бассейна куда веселее, чем в кабинете, – даже таком комфортабельном, как у Вейнтрауба.

Мунин и Ева с удовольствием нырнули в прохладную воду. Одинцов плавать не мог – мешала повязка на руке, – но тоже с удовольствием освежился. Он был уверен, что люди Вейнтрауба прослушивают кабинет. Слушать разговоры в бассейне сложнее. Одинцов использовал удобный случай и, когда Ева проплывала мимо, спросил:

– Ты знаешь, как можно связаться с Борисом?

Ева встала на дно бассейна и взглянула на него с недоумением.

– Знаю, конечно. Зачем тебе нужен Борис?

– Дело есть, – уклончиво сказал Одинцов. – Хочу с ним поговорить, но так, чтобы старик не узнал. Подумай, как это устроить, ладно?

– Пока не скажешь, зачем, не шевельну пальцем. – Ева для наглядности показала палец.

– Да ничего такого. Ты говорила, он сделал запись убийства Салтаханова. Старик наверняка забрал у него все файлы в обмен на безопасность. Но вряд ли Борис такой дурак, что не сделал копию… Хотя, судя по тому, что он тебя упустил, – дурак полный!

С этими словами Одинцов ловко подхватил Еву здоровой рукой и закружил в воде. Раненую руку в повязке он держал на отлёте, вытянутой вверх.

– Эй, – крикнул Мунин, убирая с глаз мокрые волосы, – кончайте этот балет! Я тоже живой человек. У вас вся ночь впереди, а мне что прикажете делать?

Когда все трое выбрались из бассейна и заняли места в тени на шезлонгах, Одинцов сказал:

– Кажется, я начинаю любить нашу работу.

– Прекрасно, – откликнулся Мунин. – Идём дальше… Так вот, к тому времени, как Толстой уже достаточно насиделся, при НКВД создали ОГПУ, это двадцать третий год… Ева, ты знаешь, что такое НКВД и ОГПУ?

– Когда не знаю, спрошу. Не останавливайся, – велела Ева.

– Ага, хорошо. Значит, появилось ОГПУ, а в нём – секретный отдел, который занимался паранормальными явлениями. И вот как раз туда определили графа Толстого. Ему дали возможность спокойно жить на свободе, а он за это делился своими знаниями. Всё-таки придворный алхимик наследовал своим предшественникам и знал уйму всякой всячины. Умниц вроде Толстого в отделе было несколько человек. Они работали головой. А были ещё сотрудники… как бы сказать…

– Вроде меня, – помог историку Одинцов. – У нас ведь та же схема. Вы с Евой думаете, а я кулаками машу.

Мунин смутился.

– Ну, не то чтобы прямо вот так… Давайте называть их оперативными сотрудниками. А главным среди них был Яков Блюмкин.

– Блюмкин, Блюмкин… Это который посла германского в Москве взорвал? Террорист? – припомнил Одинцов.

– Террорист, и ещё какой! – согласился Мунин. – Он вообще много дел натворил, только я сейчас про другое. Помните мумию в хранилище? Думаю, она у Вейнтрауба неспроста. Гепеушники что-то узнали у Толстого и его коллег. Что-то такое, из-за чего в двадцать пятом году снарядили экспедицию на Тибет – внимание! – за сто тысяч рублей золотом. Представляете?! Это в нищей, полуразрушенной стране, которая ещё до конца в себя не пришла после мировой и Гражданской войны… Экспедицию возглавлял как раз Блюмкин под видом монгольского ламы.

– Он был монгол? – с сомнением сказала Ева. – Странная фамилия.

– Он был еврей. Просто щурился, наверное, – успокоил её Одинцов, а Мунин огрызнулся:

– Вечно вы со своими дурацкими шуточками… Он не щурился! Просто документы были такие. Блюмкин привёз мандат и секретное письмо к далай-ламе. Пообещал от имени советского правительства гарантии независимости, помощь с золотым кредитом и поставки оружия. Тибет очень тогда боялся нападения китайцев…

– Ты Зубакина не потерял? – поинтересовался Одинцов. – Что-то я про него давно не слышал.

– И не услышите, если будете перебивать, – пробурчал насупленный историк, а Ева предложила ему:

– Не обращай внимания. Рассказывай мне. Сто тысяч рублей золотом. Гарантии правительства. Ещё золото в кредит. Оружие. За что?

Мунин тут же расцвёл.

– Вот именно: за что? А неизвестно, за что!

– Приехали, – сказал Одинцов. – Пойду я, наверное, искупаюсь.

В бассейне Одинцов лёг на спину и неторопливо поплыл, держа перевязанную руку над водой. Его мысли занимал сейчас не Мунин со своим рассказом, а Борис. Как связаться с программистом втайне от Вейнтрауба? В доме к троице присматриваются и прислушиваются, не укроешься. Электронная почта под контролем, и от неё мало толку – надо звонить. А поскольку Борис не знаком с Одинцовым, начать разговор должна Ева. Значит, Одинцову с Евой надо выбраться с виллы на волю хотя бы ненадолго. Но так, чтобы не возникло проблем с Вейнтраубом: старик держит на крючке обоих. Ева напугана убийством Салтаханова и возможными проблемами с российской полицией. Одинцов попал в Штаты нелегально и тоже, можно сказать, в бегах. В такой ситуации сердить Вейнтрауба ни к чему – себе дороже выйдет.

Единственное, что приходило в голову Одинцову, – поездка в магазин. Обзавестись кое-каким гардеробом действительно не мешает: несолидно взрослому человеку путешествовать по другому континенту с единственными штанами в багаже. Старик об этом обмолвился в день встречи. Надо ему напомнить о прозе жизни и отпроситься на часок-другой. Ева поедет за компанию с Одинцовым – одежду мужчине должна выбирать женщина. Для страховки от их побега Вейнтрауб наверняка оставит историка при себе, и это даже лучше: Мунин для переговоров с Борисом не нужен. Нет сомнений, что в магазин с Одинцовым и Евой старик отправит своих людей. Тоже не проблема: задача конвоиров – следить, чтобы парочка не сбежала, поэтому звонок из кабинки для переодевания или туалета они наверняка проморгают.