Дмитрий Миропольский - Тайна двух реликвий [litres]

– Мы узнали про Урим и Туммим вчера на экскурсии, поэтому наш коллега про них вспомнил, – добавила Ева, сообразив, куда клонит Одинцов. – А вы что скажете?

Расчёт оправдался: заскучавший водитель охотно поддержал беседу. Наслаждаясь вниманием пассажиров, он похвастал, что некоторое время назад возил знаменитого учёного из Германии, который тоже был гостем мистера Вейнтрауба и жил в отеле «Бейт-Иеремия».

– Рихтер, – назвал водитель имя учёного. – Маркус Рихтер. Много интересного рассказывал. Не человек, а целая библиотека. Университет! Израиль знает лучше, чем многие евреи. Тору знает… Я его по всей стране возил. В Иерусалим, конечно. В Хайфу, Цфат, Ашдод, Нетивот, Беэр-Шеву… Долго ездили.

– Это такой туризм или по науке надо было? – невзначай спросил Одинцов, и водитель солидно ответил:

– По науке! Он с большими раввинами встречался. Спрашивал, что делать, если найдут какие-то вещи из Первого Храма. Например, Урим и Туммим…

– В музей отдать, – пожала плечами Ева.

– Он тоже так говорил. А раввины сказали, что их нельзя никому показывать и надо закопать на том же месте.

– Почему? – не удержался Мунин, с опаской глянув через плечо на Одинцова.

– Потому что люди не… как это сказать?.. Люди недостойны!

– Трудно поверить, что все раввины говорили одно и то же, – провокаторским тоном заявил Одинцов. – Где два еврея, там всегда три мнения. Посмотрите, что у вас в политике делается…

Это был безошибочный ход. Услыхав про политику, водитель тут же выбросил из головы Урим и Туммим. Весь оставшийся путь до Яффо пассажиры слушали его эмоциональный монолог о предстоящих выборах в Кнессет и тонкостях отношений между партиями «Ликуд» и «Кахоль Лаван».

– Я больше не буду, – глядя в землю, сказал Мунин компаньонам, когда словоохотливый водитель высадил их возле отеля «Бейт-Иеремия» и уехал.

– Молчи лучше, – посоветовал Одинцов. – И макбук мой тащи сюда. Молча!

Троица заняла привычное место: столик под фикусом ждал их, поблёскивая табличкой с надписью Reserved , хотя других постояльцев к этому позднему часу во дворе отеля почти не осталось.

Видеофайл из хранилища Бориса по дороге благополучно загрузился в смартфон и теперь перекочевал в компьютер. Одинцов считал, что Еве и Мунину ни к чему смотреть запись убийства, но компаньоны проявили настойчивость: мрачный фильм смотрели все вместе.

С экрана звучали оброненные между делом фразы, которые подчёркивали нелепость внезапной смерти. Никто не говорит о вечном, отправляясь выбрасывать чужой мусор. Никто не говорит о вечном, скучая перед компьютером.

Историк шмыгал носом, Ева плакала. Одинцов обнял её и пробурчал:

– Скажи спасибо Конраду Карловичу. Если бы он в квартире не насвинячил…

Всё было понятно без слов. Ева дважды разминулась с убийцами на считаные минуты. Забытое Муниным помойное ведро выгнало её из квартиры немногим раньше, чем они появились, а покупка угощения для Салтаханова задержала в магазине достаточно для того, чтобы они успели уйти.

Однако хронометраж событий представлял интерес во вторую очередь, а в первую был важен финал записи. Одинцов прокрутил последние пару минут несколько раз. Увиденное его вполне устроило.

Ева с Муниным ждали объяснений, пока Одинцов задумчиво курил. Молчание затянулось.

– Что ты собираешься с этим делать? – спросила Ева, утерев слёзы.

Одинцов по-прежнему не торопился с ответом, и Мунин предложил переслать видео в международную следственную группу, которая занималась делом Ковчега Завета.

– Салтаханов проходит по этому делу, так? – рассуждал он. – И понятно ведь, что его убийство связано с теми… весенними. Вот и пусть расследуют. А у вас обоих железное алиби. Можно спокойно вернуться в Россию.

Одинцов хмуро глянул на историка.

– Алиби? С чего ты взял?

– Что значит – с чего?! – опешил тот. – Ни вас, ни Евы в квартире не было. Кто убил Салтаханова – на записи видно…

– Наивный ты парень, – сказал Одинцов и ткнул в пепельницу окурок. – Мы могли прислать этих ребят. Ева могла их впустить или подать какой-то знак… Поставь себя на место следователя. Ева сбежала, я сбежал. Через полторы недели ни с того ни с сего вдруг появляется запись убийства, как будто специально для того, чтобы обеспечить алиби. Одно дело, если бы в гостиной постоянно работала камера. Тогда понятно. А эту включили именно тогда, когда надо. Ева тоже очень вовремя ушла и не возвращалась, хотя метнуться до помойки и обратно – пара минут… Исполнителей действительно видно, потому что мы могли их подставить, не предупредив про камеру. И так далее.

– Что за бред… Зачем нам их подставлять?! – недоумевал Мунин.

– Ты же сам сказал: для алиби, – усмехнулся Одинцов.

Ева растерянно спросила:

– А зачем нам было убивать Салтаханова?

– У народа в следственной группе фантазия покруче нашей, – заверил Одинцов. – Придумают, зачем. Только начнут они с экспертизы. Будут запись проверять и так, и сяк, и наперекосяк. Монтаж – не монтаж, постановка – не постановка; где это снято, каким образом… Времени у них вагон. А пока они копаются, эти вот, – он кивнул на монитор макбука, – за нами придут.

– Если мы сдадимся, нас будут защищать, – сказал Мунин, и Одинцов спросил его совершенно серьёзно:

– Ты уверен?.. Уверен, что будут, и уверен, что защитят?

Историк промолчал, Ева поёжилась. Обоих удивила неожиданная улыбка Одинцова и его бодрый тон:

– Да ладно, чего вы скисли-то? Хорошая мысль – отправить это кино следователям. Хорошая и правильная. Только куцая. И в Россию нам пока рановато. А на время, пока товарищи офицеры делают экспертизу и головы ломают, мы с вами подстрахуемся…

Одинцов совсем не хотел рассказывать о своих планах. Но Ева и Мунин всё же имели право хотя бы в общих чертах знать о происходящем. Опыт показывал, что троица сильна именно в команде. И вдобавок они – родственники, хотя в голове это по-прежнему не укладывалось.

– Нам повезло, – сказал Одинцов, – потому что у нас есть Жюстина!

Он придумал хитрый способ, как использовать запись убийства, когда записи у него ещё не было. Жюстина оказалась в гостях у Вейнтрауба очень кстати. Одинцов сумел тайком поговорить с ней и попросил навести справки про Салтаханова как офицера Интерпола – экс-президенту международной полиции это не составляло труда. Главным образом Одинцова интересовала возможность связаться с чеченскими родственниками убитого…

– …потому что культура культурой, но есть ещё суровые законы гор, – объяснил он с кавказским акцентом.

– Кровная месть?! – не поверив, ахнул Мунин.

– Вот именно.

– Это дикая идея, – сказала Ева.

– Дикая идея – сидеть и ждать, пока до нас доберутся ребята, которые завалили Салтаханова, – возразил Одинцов. – Потому что я не могу добраться до них первым. Руки коротки. Даже вычислить не могу: времени в обрез и обратиться не к кому. А так есть хоть какая-то надежда. Пока они охотятся на нас, кровники будут охотиться на них.