Дмитрий Миропольский - Тайна двух реликвий [litres]

Вокзальные часы показывали половину пятого, значит, в Майами было девять тридцать утра. Одинцов мысленно поблагодарил немцев за повсеместную сеть Wi-Fi , велел компаньонам обождать и связался в мессенджере с Жюстиной. Новостей про Штерна не было: секретарь Вейнтрауба как сквозь землю провалился.

– Мы переехали в Кёльн, – сказал Одинцов. – Ты Рихтера предупредила?

– Мог бы не сомневаться. Когда я что-то обещаю, я делаю, – с некоторой обидой ответила Жюстина и дала мобильный номер учёного.

– Найди время свободное, чтобы без спешки и лишних ушей, – извинившись, попросил Одинцов. – Есть разговор.

Жюстина имела право знать про Урим и Туммим. К тому же она могла подкинуть какую-то дельную мысль и помочь с разгадкой тайны камней. А пока Одинцов передал телефон Еве для следующего звонка: со слов Жюстины, Маркус Рихтер вовсе не был академическим сухарём и предпочитал общаться с дамами.

Действительно, в разговоре с Евой учёный проявил чудеса любезности. Он порадовался, что друзья мадам де Габриак приехали так быстро, и посетовал на то, что сейчас занят.

– Я позвоню сразу, как только освобожусь, – пообещал Рихтер. – А вы в Кёльне уже бывали? Нет?.. Чтобы не терять времени, загляните в собор. Он совсем рядом, вы увидите.

Путешественники сдали чемоданы в камеру хранения, вышли на привокзальную площадь – и увидели.

На другой стороне площади темнела махина древнего готического здания, изукрашенного скульптурами, лепниной и кружевом арок. Две почти чёрные башни высотой с пятидесятиэтажный небоскрёб вонзали остроконечные шпили в безоблачную высь. Казалось, внутри собора может легко уместиться современный стадион. Грандиозное сооружение подавляло всё вокруг, и даже вокзал уже не казался таким огромным.

– Шестьсот лет строили, – говорил Мунин по пути к собору. – И всё время что-нибудь доделывают. Есть поверье, что последний день строительства станет днём конца света.

Из бездонной памяти Мунин выудил и поведал компаньонам старинный анекдот про архитектора Герхарда фон Риле, который взялся сделать расчёты уникальной конструкции собора и составить чертежи. Задача оказалась нерешаемой: ошибка следовала за ошибкой, а дело не двигалось. И тогда фон Риле заключил сделку с Люцифером. В назначенный день на рассвете, с первым криком петуха, дьявол должен был принести, нынешним языком говоря, готовую проектную документацию – и забрать бессмертную душу архитектора. Но хитрая жена фон Риле прокукарекала чуть раньше. Герхард получил расчёты с чертежами, а когда раздался крик настоящего петуха, обманутый дьявол понял, что души ему не видать, и в ярости произнёс проклятье: как только собор будет достроен, человечество погибнет.

Мунина переполнял восторг. Мечты его жизни продолжали сбываться. Молодой историк оказался в одном из важнейших центров средневековой Европы и шёл на встречу с легендарным прошлым. Настоящее мигом вылетело у него из головы – вместе с причиной, по которой троица непростым путём перенеслась из Иерусалима в Кёльн. Опасность, от которой пришлось так поспешно бежать, больше не занимала Мунина. За спасение от неизвестных преследователей отвечал хитроумный и могучий Одинцов. Следующий шаг в разгадке тайны древних реликвий предстояло сделать после встречи с местным учёным, а до тех пор можно было наслаждаться очередным подарком судьбы – экскурсией по главному готическому собору Европы.

Одинцов, как ни странно, думал о том же. Троица оторвалась от возможных преследователей и неплохо замела следы. Убийцами Салтаханова начинали заниматься серьёзные люди. В успехе поисков не было сомнений – тем более, убийцы даже не догадывались, что на них идёт охота. Вскоре Маркус Рихтер добавит ясности в историю с камнями Урим и Туммим… События развивались не так быстро, как хотелось бы, но в понятном и приемлемом направлении. Одинцов делал то, что должен, поэтому вполне имел право уделить внимание готике.

Он усвоил во время поисков Ковчега Завета, что готика возникла словно из ниоткуда. Веками люди строили здания, в которых крыша опиралась на стены или частые колонны, и расстояние между опорами не превышало нескольких метров. Но вдруг, словно по щелчку пальцев, европейские архитекторы принялись возводить грандиозные конструкции, разнося опоры на десятки метров, и сами стены стали выше во много раз, и дизайн изменился радикально… Каким путём шла мысль средневековых инженеров и математиков? Где следы этого движения? Неизвестно. Была одна архитектура, потом – хоп! – и появилась другая. Готическая.

Дремучие религиозные фанатики твердили о проделках дьявола. В действительности открытие могли сделать тамплиеры, которые расшифровали часть формул на скрижалях Завета. Объяснение спорное, но другие совсем никуда не годились. Так или иначе, Кёльнский собор напомнил троице не только прежние подвиги, но и нынешнюю задачу. Полная расшифровка скрижалей зависела от разгадки тайны двух реликвий – камней Урим и Туммим.

Внутри собор производил ещё более грандиозное впечатление, чем снаружи. Экскурсовод – сухонькая пожилая женщина в больших очках – сказала, что по замыслу инициатора строительства, епископа Конрада фон Гохштадена, собор должен был превзойти величием все храмы со времён Храма в Иерусалиме.

Одинцов толкнул Мунина плечом:

– Что скажешь, Конрад Карлович? Тёзка твой масштабно мыслил!

Троица вместе с другими экскурсантами ступала по серым плитам пола, вытесанным из того же камня, что и облицовка фасадов. Необъятный главный зал со сводами умопомрачительной высоты был опоясан галереями. Укромные входы вели из зала в часовни и капеллы. Вдоль стен, покрытых искусной лепниной, выстроились бесчисленные скульптуры. Позолота и яркие мозаики радовали глаз. Резные узоры добавляли изящества стройным колоннам. Сквозь богатые витражи на великолепное убранство сочился мистический свет заходящего солнца.

Экскурсовод рассказывала о сокровищах собора – жезлах местных правителей, начиная с ещё дохристианских времён; древних мечах, украшенных драгоценными камнями; свитках с жизнеописаниями святых, усыпальницах епископов, статуе Миланской Мадонны…

– Скульптуру в тысяча сто шестьдесят четвёртом году привёз архиепископ Райнальд фон Дассель, – говорила старушка. – Это была награда от императора Фридриха Барбароссы за боевые успехи при взятии Милана. Фон Дассель славился не только как служитель церкви: он совмещал посты императорского канцлера и полководца. Архиепископ выправил для богатого Кёльна разрешение на строительство кафедрального собора, и статуя Миланской Мадонны должна была сделаться его украшением. Но не Мадонну считали главным трофеем итальянского похода. Вместе со статуей фон Дассель привёз из Милана в Кёльн мощи святых волхвов.