Дмитрий Миропольский - Тайна двух реликвий [litres]

Одинцов и Рихтер почти одновременно стукнули донышками пустых бокалов о столешницу.

– Фейерверк вкуса, – почмокав губами, признался археолог.

– Можем в честь нашей встречи переименовать это дело в «Кёльнские огни», – добродушно предложил Одинцов и бросил в рот горсть орешков. – Как видите, ничего страшного не случилось, мы всё ещё живы…

Видимо, Рихтер посчитал, что коктейль получил название из-за стопки, тонущей в пиве, и не имел представления о действии настоящей глубинной бомбы. К ужасу моряков-подводников, её взрыватель срабатывает не сразу при ударе об воду, а с задержкой, когда бомба доныривает до цели. Зная об этом, Одинцов не стал откладывать важный разговор и сказал, обводя рукой пивную:

– Замечательное место. Мы только что летали в Израиль. Там нет ничего подобного.

– Наверняка есть, просто у нас времени было немного, – тут же возразила Ева и принялась нахваливать Иерусалим с Тель-Авивом. Она вроде бы защищала Израиль, но в действительности подыгрывала Одинцову. Мунин тоже понял затею старшего компаньона: сперва выбить Рихтера из привычной колеи, а потом навести на нужную тему.

Манипуляция удалась без помех благодаря раздражению и алкоголю. Услыхав об Израиле, заинтригованный археолог блеснул глазами, а историк наконец-то съел вишенку и включился в игру.

– Думаю, от нас не ждут мнения об израильских ресторанах, – сказал он как бы между делом. – От нас ждут совсем другого.

Рихтер насмешливо посмотрел на Одинцова.

– А вы говорили, что путешествуете. Выходит, поездка всё же деловая?

– В Германии мы туристы, – пришла на помощь Ева. – Мадам де Габриак очень рекомендовала ваш музей, поскольку знает, что в Израиль мы летали по личной просьбе мистера Вейнтрауба.

– Вот как?! – Рихтер был заинтригован ещё больше. – Я имел честь общаться с мистером Вейнтраубом. Это был великий человек. Его смерть – огромная потеря… Но, если не секрет, как ваше поручение связано с моим музеем? Я могу понять интерес уважаемого коллеги. – Археолог указал на Мунина и полувопросительно добавил: – А вы ведь не имеете отношения к науке…

– Я математик, доктор наук, – сказала Ева, подарив Рихтеру очередную лучезарную улыбку. – Занимаюсь аналитикой и работаю с Ковчегом Завета. Это, конечно, не история и не археология, но тоже кое-что.

Рихтер смущённо закряхтел, и Одинцов подвёл итог:

– Мистер Вейнтрауб достаточно высоко ценил каждого из нас. Мы с ним давно и близко сотрудничали. Поэтому нам была поручена задача, которую пока никто не решил.

Археолог обвёл троицу взглядом.

– Теряюсь в догадках, какую задачу вы могли бы решать. Историк, математик и военный…

– Я не совсем обычный военный, – сказал Одинцов; Ева с Муниным насторожились, а он продолжил: – Я военный, который не хочет войны.

Рихтер переспросил со смешком:

– Хотите сказать, что ваш тост был искренним? Простите, но я думаю, вы просто заглаживали свою неловкость. Какой же военный не хочет войны?!

– Хороший военный, – ответил Одинцов. – Плохим военным нужна война, чтобы оправдывать своё существование и деньги получать. Это как плохому врачу выгодно, чтобы люди болели. Хороший врач старается всех вылечить. Хороший военный защищает близких и старается сохранить мир.

Компаньоны с уважением смотрели на Одинцова. Рихтер тоже взглянул на него без прежней неприязни, но помотал головой.

– Тогда я тем более не понимаю, что вы могли делать для мистера Вейнтрауба и при чём тут мой музей.

Судя по тому, как наливались краской щёки археолога, «Глубинная бомба» начинала действовать. Мунин осторожно сказал:

– Видите ли, мистер Вейнтрауб считал, что некоторые артефакты Первого Храма уже найдены… или будут найдены в ближайшее время. Также он предполагал, что они помогут полностью расшифровать надписи на скрижалях Завета и обрести совершенное знание.

– Нет, нет и нет, – отрезал Рихтер. – Ничего не могло быть найдено; ничто не может быть найдено, и никаких откровений не будет.

Он повторил мысль, уже известную троице: раскопки в Израиле куда больше зависят от политики, чем от науки. А раввины имеют очень большой политический вес, поэтому священные храмовые ценности – даже если их удастся обнаружить – будут заново скрыты, и никто про находку не узнает.

– Такие артефакты слишком опасны, – воодушевляясь всё больше, говорил Рихтер. – Обретение древних святынь может ударить по основам современного мироустройства. За многие века сложились определённые религиозные догмы и ритуалы. Их пересмотр грозит последствиями, которые страшно себе представить. Мудрые евреи не хотят пилить сук, на котором сидят. В этом с ними полностью солидарны христиане и мусульмане. Всех устраивает status quo – пускай шаткое, зато привычное положение дел.

– Но ведь Ковчег Завета найден, и мир не рухнул, – попытался возразить Мунин.

Рихтер ответил со снисходительной улыбкой:

– У профессионалов к обнаруженному Ковчегу есть как минимум одна претензия. Вы о ней, конечно, знаете. А для ваших друзей поясню, что специалисты воспринимают любое археологическое открытие всерьёз только в том случае, когда известно, где и при каких обстоятельствах оно сделано….

По словам Рихтера, если бы Ковчег нашли в пещере у Мёртвого моря или на Храмовой горе, сомнения в его подлинности, скорее всего, были бы преодолимы. Но внезапное появление Ковчега в России, да ещё в разобранном виде, вызывает закономерный скепсис. Внешнее сходство с предполагаемым оригиналом и даже аномальные свойства – это далеко не всё. По крайней мере, для археолога.

– Конечно, мне известна ваша теория о том, как составные части Ковчега проделали такой долгий и в высшей степени странный путь, – сказал Рихтер. – Теория достаточно стройная, но всё же – простите, я не могу в неё поверить. Мы с коллегами обсуждали ситуацию с разных сторон…

Одинцов перебил:

– Думаю, вашим коллегам было бы интереснее обсудить это непосредственно с тем, кто нашёл Ковчег. – Он похлопал Мунина по плечу. – Раз уж мы здесь, организуйте ему лекцию в узком кругу и проверьте свои сомнения на прочность.

– О! – Рихтер не сразу нашёлся с ответом: предложение застало его врасплох. – Честно говоря, я не рассчитывал на такую щедрость при первой встрече. Надеялся разве что получить интервью для нашего сайта. Лекция – это предел мечтаний. Теперь даже не знаю, как вас благодарить…

Мунин тоже был удивлён словами Одинцова, но для виду скромно потупился.

– Не стоит благодарности. Впрочем… Нас интересует ваше собрание артефактов с Ближнего Востока и ответы на некоторые узкоспециальные вопросы, – сказал он, а Ева добавила:

– Я действительно ничего не понимаю в археологии, но кое-что смыслю в логике. Вы говорите, что раввины требуют заново прятать особо ценные находки там, где они обнаружены. Однако в музее хранятся экспонаты, которые мадам де Габриак называла уникальными. Чем объяснить это несоответствие?