Иван Погонин - Хищники [сборник]

— Вот, что, — Филиппов, задумавшись, помолчал с полминуты. — Сделаем так. Коль Первое отделение осталось без руководителя, я поручаю временно исправлять его должность вам, Мечислав Николаевич. Поэтому с сегодняшнего дня убийством Кноцинга вам заниматься. Найдёте убийцу, оставлю вас на центральном районе. А на ваше прежнее место я отправлю Алексеева. Гаврилов, будьте любезны, позовите его сюда, обсудим план дознания.

К дознанию Мечислав Николаевич решил приступить с утра. Во-первых, ничего полезного для дела этой ночью всё равно не сделаешь, а во-вторых — ему сильно хотелось спать. Поэтому, сразу же после совещания, он пригласил к себе полицейского надзирателя старшего оклада Игнатьева — один из лучших сыщиков покойного Кноцинга, велел к завтрашнему утру подготовить все материалы, а сам отправился домой.

Придя на следующий день на службу, он потребовал в кабинет чаю, разложил на столе изъятые в номере покойного Васильева вещи, и стал их внимательно рассматривать. Игнатьев молча сидел на стуле.

— Об обстоятельствах кражи у Вема что-нибудь новенького известно? — спросил коллежский секретарь своего нового подчинённого.

— Ничего, кроме того, что было в телеграмме. Киевляне обещали в кратчайшие сроки прислать копию дела почтой.

— В кратчайшие сроки… Знаю я этих работничков [9] Мечислав Николаевич намекает на свой опыт работы с киевскими сыщиками о котором рассказывалось в повести И.Погонина «Белое золото». , даст бог к Пасхе дела дождёмся… Хоть самому в Киев ехать! Вы бывали в Киеве, Игнатьев?

— Бывал-с, в отпуску. У меня супруга оттуда родом, вот мы всей семьёй и ездили к тёще.

— Велика ли семья у вас?

— Нет-с. Я, жена, да сынишка.

— Большой сынок-то?

— Маленький. Одиннадцатый год. В этом году в училище пошёл.

— Маленький…маленький, — Мечислав Николаевич задумался, а потом взял в руки изъятую в вещах Васильева паспортную книжку и перелистнул несколько страниц, — а вот у Вема — большой. Теперь двадцать третий год пареньку. Зовут, кстати, Григорий. Григорий Биронович, будь он неладен. Дуй-ка, братец, в паспортный!

— Отдельный вид на жительство Григорий Биронов Вем получил в брянской мещанской управе 1 октября прошлого года, — докладывал Кунцевич начальнику. — Этот вид был прописан в столице 17 января, в меблированных комнатах «Московские сокольники», Малый Царскосельский, дом 17. А выписался его обладатель в день убийства. Убыл в посёлок Владимировка.

— Это где такой? — спросил Филиппов.

— Сахалин, Корсаковский округ.

— А! Герр Вем шутить изволит. Нам, господа, надо постараться, чтобы его туда взаправду отправить. Мы ведь постараемся?

Игнатьев гаркнул «Так точно», Кунцевич просто кивнул головой. Затем сказал:

— Мы, ваше высокородие сейчас в меблирашки [10] Здесь — меблированные комнаты. , допросим прислугу, комнату обыщем. Не изволите ли постановленьице подписать?

Чиновник и надзиратель вышли на Офицерскую и синхронно поёжились. Мечислав Николаевич поднял бобровый воротник пальто, Игнатьев глубже надвинул «пирожок» на уши.

— На конку? — спросил он у начальника с надеждой на отрицательный ответ в голосе.

— Извозчика ищите! — буркнул Кунцевич.

В меблирашках они были через двадцать минут. Управляющий — кряжистый ярославец — долго читал постановление, беззвучно шевеля губами, наконец вернул его коллежскому секретарю:

— Милости просим, обыскивайте.

Управились быстро — в двухсаженной [11] Две квадратные сажени, около 9 кв.м. комнатёнке кроме кровати, столика, стула и платяного шкафа ничего не было. Игнатьев перевернул тюфяк, раскрыл дверцы шкафа, попробовал сдвинуть его с места, но не смог.

— Давно жилец съехал? — спросил Кунцевич хозяина.

— Третьего дня. Вечером примчался, в десять минут собрался и был таков. Рассчитался, правда, сполна.

— Из вещей ничего не забыл?

— Да вроде ничего, во всяком случае прислуга мне ни об чём не докладывала. Впрочем, — ярославец вздохнул, — они могут и не доложить.

— Пригласите-ка мне коридорного и горничную, которая в номере прибиралась.

Прислуга божилась, что жилец ничего, кроме сора и пустых бутылок в комнате не оставил. Проверить правдивость их слов не представлялось возможным. Стали расспрашивать о самом госте. Туповатая чухонка-горничная ничего ценного сообщить не смогла — жилец, как жилец, не приставал, приказаниями не изводил, на чай давал исправно. Коридорный оказался более наблюдательным. Он подробно описал внешность постояльца и его костюм.

— А ещё они по латынскому разговаривать умеют.

— По какому? — удивился Кунцевич.

— Ну, на латыни.

— На латыни? А ты откуда латынь знаешь?

— В своё время в гимназии обучался. Когда покойный папаша в силе был. Потом они разорились, запили, померли…

— Понятно. Получается, ты своим образование решил блеснуть, ввернул ему фразочку на латыне, а он тебе ответил?

— Да нет-с, я латынский почти уже и не помню. Они по телефону так разговаривали.

— По телефону?

— Да-с. У нас, ваше благородие, телефонный аппарат имеется, и я раз слышал, как этот Вем Биронович кому-то телефонировал и на латынском разговаривал.

— А о чём разговор шёл?

— Не знаю. Я же говорю — языка почти не помню.

— Так может быть он и не по-латински говорил?

Коридорный задумался, а потом неуверенно ответил:

— Да вроде на латынском.

— Он на этом языке разговаривал, или просто несколько слов сказал?

— Именно разговаривал. Начал по-русски, здоров, мол, друг, а потом на латынский перешёл, и пока не разъединился на нём и шпарил.

— А по-русски он как говорил, чисто?

— Да как мы с вами. Правда говорок у него какой-то не здешний… Хохлацкий, что ли…

— Вот оно как, — Кунцевич задумался, — интересно, весьма интересно.

Криминальная обстановка в центре отличалась от обстановки на окраинах. Во-первых, преступлений в центре города было меньше. Здесь и улицы лучше освещались, и сесть постов городовых была гуще, да и публика жила поинтеллигентнее. Во-вторых, характер преступлений был другим. В центре было меньше уличных разбоев и грабежей, меньше убийств по пьяной лавочке, но больше крупных краж и мошенничеств, убийств с заранее обдуманным намерением. А уж такие преступления, как банковские аферы, кражи из жилищ титулованных особ и членов императорской фамилии априори не могли произойти на Выборгской стороне или в районе Нарвской заставы. Несмотря на меньшее, по сравнению с другими районами города, количество преступлений, работать в центре было сложнее. Высокопоставленные потерпевшие рвали и метали, требовали найти похищенное и преступников немедленно и любой ценой, грозили всевозможными карами, и часто эти угрозы воплощали в жизнь. Приходилось быть не только сыщиком, но и дипломатом. Все это Кунцевич понимал прекрасно. Но служба в центре всё-таки имела больше плюсов, чем минусов. Курировавший центральный район сыскной чиновник очень скоро обрастал нужными знакомствами и связями, а при удачном исходе дознаний получал от своих титулованных потерпевших благодарности. Благодарности эти, правда, были в основном не материальными, хотя иногда кое-что перепадало и деньгами. Однако, замолвленное в нужном месте и в нужное время словечко иной раз перевешивало пачку ассигнаций. Да и работавшие в центре коммерсанты старались не забывать курировавшего их чиновника сыскной полиции, а возможности хорошо поздравить с Новым годом и Пасхой у этих коммерсантов были гораздо большие, чем у василеостровских.