Хосе Сомоса - Этюд в черных тонах

Голос его звучал тихо и печально, как у покинутого ребенка. Я поняла, что таким он всегда и был, именно это он скрывал за стеной из льда и гениальности. У мистера Икс не было имени, потому что он едва успел родиться. То было существо без любви, приговоренное человечеством к бесконечному одиночеству. Я бросилась на пол, прижалась головой к креслу, а руками к нему, неуклюже пытаясь его успокоить, дать понять, что я здесь, что я никогда его не покину. Он больше ничего мне не сказал: он как будто заснул, только вздрагивал время от времени.

Я не знала, о чем мне молиться. Поэтому в конце концов я решилась попросить: Боже мой, излечи его или излечи нас, всех остальных!

Я по-прежнему прижималась к креслу; в такой позе меня и застали доктор Понсонби и Мэри Брэддок.

— Мистер Икс давно так себя ведет?

— Прошу прощения, доктор?

Мы смотрели друг на друга в кабинете с пронумерованным черепом; на сей раз никто не садился. Сестра Брэддок стояла здесь же, являя собой третью вершину треугольника.

Пожалуй, лучше сказать «четырехугольника», потому что сцена не обошлась без присутствия миссис Мюррей, — сидя в своем углу, старушка вязала, вязала и слушала.

А еще она ела: миссис Мюррей то и дело протягивала руку к тарелке с пирожками от миссис Гиллеспи. Что абсолютно не мешало старухе внимательно следить за нашим разговором.

— Вы меня слышали. Я выражаюсь ясно. Ой, я не имел в виду, что всегда выражаюсь ясно, однако сейчас я выражаюсь ясно.

— Да, доктор.

— Вот и отвечайте. С каких пор он так себя ведет? Не притворяйтесь, что не понимаете моего вопроса, мисс. Несколько дней назад уличные мальчишки нарушили безопасность нашего пансиона и проникли на территорию. А сегодня сэр Лесли слышал детский плач в комнате мистера Икс. Сэр Лесли — человек со странностями, однако ему никогда не доводилось слышать детский плач без веских на то оснований. И последнее: мисс Брэддок, здесь присутствующая, утверждает, что, когда дети проникли в Кларендон, вы и доктор Дойл вели себя… встревоженно.

— И больше она, чем он, доктор, — уточнила Брэддок.

— Понсонби, я тебя предупреждала: этот человек — особенный, — высказалась миссис Мюррей, и — хвать — еще один пирожок исчез с тарелки.

— Я бы попросил, — призвал к порядку доктор, но извинения принесла только мисс Брэддок.

Я, как ни странно, была совершенно спокойна. Холодная голова, холодное сердце. Если они собираются меня уволить, пускай увольняют. Я знала, что провинилась, и знала, что ни в чем не провинилась. Вы, быть может, меня не поймете, ну и ничего страшного. Лучше объяснить я все равно не сумею.

Понсонби сурово смотрел на меня:

— Я спросил, давно ли он так себя ведет: разговаривает с посторонними — возможно, даже и с уличными мальчишками, — вступил в сообщничество с этим доктором и, что еще хуже, с вами.

— Доктор, я никогда не видела, чтобы он разговаривал с уличными мальчишками, — беззастенчиво солгала я. — Мне неизвестно, чем он занимается в мое отсутствие. А доктор Дойл — никакой не сообщник, по крайней мере, насколько я могу судить.

Я сама поражалась естественности, с какой произносила все эти лживые слова. Неужели я настолько переменилась? Это он заставил меня измениться?

— А сегодня? После жалобы от сэра Лесли мисс Брэддок предупредила меня, что вы надолго уединились с мистером Икс. Я захожу — и что я вижу? Чем вы занимались возле дивана, в такой… — Тут ход его мыслей помутился. Понсонби не мог подобрать подходящее слово. — Я не говорю, что это была непристойная поза, однако…

— Простите, доктор… — Я тоже не знала, что сказать. — Мне показалось, что мой пансионер впал в нервозность. Я пыталась его успокоить.

— Я еще не закончил. — Распрямившись и выпятив грудь, Понсонби чудесным образом исхитрился указать на меня кончиком подбородка. — Мистер Уидон беспрестанно жалуется, что его помощник Джимми постоянно выполняет какие-то поручения нашего пансионера. И последнее, хотя и не менее важное: после двух этих прискорбных преступлений наш пансионер отказывается принимать пищу. Вы знали об этом?

— Да, об этом я знала. Полагаю, его так удручили городские новости…

— Удручили? Мы все удручены, весь Портсмут удручен! Неужели у мистера Икс имеется привилегия на удрученность? Или, возможно… ой… возможно, дело в его нездоровом интересе к преступлениям? — Если бы кабинет доктора Понсонби был пещерой, эта фраза отозвалась бы от сводов гулким эхом. Я ничего не сказала. Мое молчание меня приговаривало: «Виновна!» — но ведь я и так это знала. — Он что, снова взялся за свое?

Я не отвечала. Брэддок и миссис Мюррей сделали это за меня: «Естественно», «Да разве ты сомневался?».

Главный врач еще больше выпятил грудь и принял решение:

— Оставьте меня ненадолго наедине с мисс Мак-Кари.

Брэддок, как всегда, двигалась бесшумно, словно бы ее тело, как буек, дрейфовало в невидимом море. У старшей медсестры проявился тик. Тик был только на правом веке, но из-за него дергалось все ее сплюснутое лицо. Проплывая по комнате под своим гигантским чепцом, Брэддок в какой-то момент обратила трясущееся лицо ко мне. Мне стало ее жаль. Бедняжка, подумала я. У меня-то, по крайней мере, был Роберт, но кто же мог быть у нее? Конечно же, ей нравится доктор Дойл, вот почему она привела Понсонби в комнату к мистеру Икс. Мне захотелось признаться Брэддок, что молодой доктор был со мною только вежлив и что его готовность сходить со мной в театр — это вообще не то, что она себе воображает. Я не обижалась на Брэддок за ее ревность. Она ведь так же одинока, как и я, заключенная в тюрьму страждущей плоти.

Миссис Мюррей покинула комнату следом за Брэддок, вцепившись в тарелку с пирожками, точно в спасательный круг, и бросая на остающихся неодобрительные взгляды.

Понсонби долго ждал, прежде чем прервать молчание. Я подумала, что даже дверь уже позабыла, что ее закрывали, когда вновь прозвучал голос доктора. Я ожидала категорических распоряжений, однако главный врач заговорил мягко:

— Послушайте. Как вам известно или должно быть известно, мисс, ваш опыт работы в клинике весомо повлиял на решение принять вас в Кларендон. — Понсонби поправил узел галстука и пробежался пальцами по жилетным пуговицам. — С другими пансионерами у нас таких проблем не возникает, но вот мистер Икс… Скажем так, он сложный пансионер. И, должен признать, при вас с ним произошла некоторая перемена… Ой… я не имел в виду значительную перемену или перемену однозначно к лучшему, но это действительно перемена, какой бы крохотной она ни была, и определенно скорее к лучшему, нежели наоборот. Он сейчас более активный, более счастливый. Выходит на пляж. Все это мне нравится. Однако же остаются слабые места. И должен предупредить вас, мисс…