Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

— Я прошу вас описать подробно, что случилось перед исчезновением вашей дочери, — сказал Опалин. — Прежде всего, Софья с вами живет?

— Да не живет уже, — ответила Елена Смирнова, шмыгая носом. — Сбежала к Женечке своему. У него на Гоголевском бульваре комната…

— Отдельная?

— Нет, он там с теткой, а тетка, бесстыдница, на шестом десятке себе жениха нашла. Ну и съехала к нему, — с отвращением промолвила Елена. — Есть же такие, которые могут…

Она наконец села, сложив на коленях красные натруженные руки. Опалин пристроился на краешке кровати.

— Когда вы в последний раз видели свою дочь?

— Когда? Да шестого числа, наверное. Она приехала кое-какие вещи забрать. Сказала, что женит его на себе и не будет больше сидеть у нас на шее. А я ей — смотри не промахнись. Тереться-то под воротами все горазды, а как жениться, так в кусты. Позавчера прихожу с работы, Степан — это муж мой — говорит, что Женька звонил, спрашивал, не вернулась ли к нам Сонька. Вчера опять звонил, на этот раз я с ним разговаривала. У него вечером был какой-то литературный кружок — умеют же люди дурью маяться! — они с Сонькой договорились потом в парке Горького встретиться, у них там свое место любимое. Ну он пришел, а ее нет. Вернулся домой, а она неизвестно где. И все нет ее и нет. А сегодня я подумала — да чего я жду? Милиция на что? Пусть ищет Соньку, может, она под машину попала или что еще. Николай Иваныч меня отговаривал, ох как отговаривал, — прибавила Елена, качая головой. — Но я не стала его слушать. Где она, что с ней?

— У Сони есть отец? — спросил Опалин.

— Был, — неприязненно ответила Елена, кривя тонкие губы. — Убили его на империалистической войне, как раз когда наши Львов взяли. Сейчас-то у меня другой муж, Степан.

— И ребенок? — рискнул предположить Опалин, глядя на детскую кровать.

— Ну так. Костя, сынок. Балбес ужасный, целыми днями в кинотеатре пропадает, фильмы смотрит. Его там уже все билетерши знают. Он под креслами прячется, чтобы один и тот же фильм целый день смотреть, а они его гоняют.

Опалин поглядел на убогую обстановку, вспомнил физиономии, попавшиеся ему в коридоре, и подумал, что отсюда можно было бежать либо в страну фильмов, как Костя, либо просто бросить все и перебраться к любовнику, как сделала Соня. Младшее поколение уже понимало, что так жить нельзя; старшее, судя по всему, притерпелось настолько, что любой бунт против привычного для них уклада глубоко их возмущал.

— Если вы утверждаете, что последний раз видели дочь 6-го числа, как так получается, что вы в своем заявлении точно описали одежду, в которой она была в парке Горького 11 июля? — будничным тоном спросил он.

Елена поглядела на него с удивлением.

— Ну так мне Женька сказал, что платья дома нет. У нее только одно платье было, с маками. Значит, она его и надела.

Ну вот и объяснение, собственно.

— Вам известен точный адрес Евгения Богдановского? — осведомился Опалин.

— Нет. Сонька его не дала, может, боялась, что я скандалить буду. Только раз упомянула, что он на Гоголевском бульваре живет… А телефон у меня есть.

— Давайте телефон.

Он осмотрелся в поисках стола, но его не было, и пришлось придвинуть поближе свободный стул с деревянным сиденьем. На спинке его висели чьи-то подтяжки и драные кальсоны. Достав чистый лист бумаги и ручку, Опалин начал заполнять протокол.

— Можно взглянуть на ваши документы?

Дверь неожиданно распахнулась, и на пороге возник мужчина средних лет с тяжелой нижней челюстью. Почти весь он состоял из прямых линий — прямые плечи, почти квадратное лицо, фигура без ярко выраженной талии. Выражение глаз Опалину не понравилось — нет ничего хуже, чем заиметь такого типа себе врагом.

— Степа, это товарищ из угрозыска, насчет Соньки, — поспешно проговорила Елена, поднимаясь со стула навстречу вновь прибывшему. — Мой муж, я вам о нем говорила…

— Мне нужно записать ваши данные в протокол, — сказал Опалин. И Степе: — Добрый вечер.

Несколько мгновений тот буравил его и свою жену недоверчивым взглядом. "Черт возьми, — сообразил Опалин, — да он ревнует… И еще как! Любопытная, однако, семейка…"

— Я так смотрю, вечер не слишком добрый, раз вы здесь, — буркнул Степа, наклоняя свою крупную голову. — Что с Сонькой-то стряслось?

— Боюсь, ничего хорошего.

Елена тихо ахнула и поднесла руки ко рту.

— Она жива? Что ж вы сразу не сказали? Она жива? — Опалин покачал головой. — Нет, нет, нет! Боже мой…

Она бросилась к мужу, прижалась к нему, и он стал неловко гладить ее по плечам.

— Он ее убил, он убил ее! — выкрикнула Елена сквозь слезы.

— Кто?

— Да Женька же! Если бы это просто был несчастный случай… разве ж угрозыск бы занимался… Ее убили, да? Он убил?

— Мы ищем кто, — ответил Опалин. — У вашей дочери были на теле какие-то особые приметы? Шрамы, родинки?

— Родинка, большая, вот тут, с горошину величиной, — Елена стала показывать на себе, тыча пальцем куда-то в район ребер сбоку, и снова зарыдала. Опалин молчал. Теперь он был совершенно уверен, что они не ошиблись и что убитая в парке девушка действительно являлась Софьей Левашовой — о родинке ему сообщил доктор Бергман во время телефонного разговора.

— Лена, Леночка, золотая моя, — бормотал Степан, — ты не плачь, что уж тут теперь… Слезами горю не поможешь…

Опалин объяснил, что Елене Смирновой придется официально опознать тело, и вернулся к протоколу. Плача, хозяйка комнаты подала ему свой паспорт, и он переписал нужные данные, в которых, впрочем, не было ничего особенного. Затем Опалин на всякий случай стал допрашивать Степана, а Елена, спохватившись, пошла на кухню готовить ужин.

— Я вас очень прошу сопровождать жену на опознание, — сказал Опалин Степану, глядя ему в глаза. — Тело изуродовано, и Елене Константиновне придется нелегко.

— Да кто ж мог… — сдавленно начал Степан и умолк.

— Скажите, вы знали Евгения Богдановского?

— Видел, — хмуро ответил собеседник. — Чистый, гладкий, сытый сукин сын.

— Это после одной встречи у вас сложилось такое впечатление? — доброжелательно осведомился Опалин.

— Мне хватило, — не без вызова ответил Степан. — Да по нему сразу видно, что он за птица. Бабы от него без ума. — Он тяжело вздохнул. — Зря Сонька с ним связалась. Мы с матерью, может, не сахар, но с этим парнем каши не сваришь.

— Вам известно, где он учится?

— В этом… как его… институте народного хозяйства. Нынче же все грамотные стали, о какой-то новой жизни талдычат. А по-моему, жизнь такая же, как и раньше. При царе я жил в конуре, сейчас в конуре… В ней и подохну.

Он достал папиросы, закурил одну и бурно закашлялся.

— Вам бы лучше не курить, — буркнул Опалин, которому не понравился кашель его нового знакомого.