Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

— Ты мое заключение получил? По Пречистенке. Там, короче, ничего нового. Шаповалов был прав — цианистый калий, без шансов. — Эксперт вздохнул. — Грацианскую-то расколол?

— Расколол. — Опалин поморщился. — Заодно услышал, как ей тяжело жилось с мужем, который не покупал ей шубы. И кошку он не хотел заводить, и еще чем-то провинился. Вроде образованная женщина, а непонятно, как ей объяснить, что из-за такого людей убивать нельзя.

— А с Тагильцевым что делать будешь?

— Да ничего. Слишком много времени прошло, непонятно, как доказать вину. Так-то я знаю, что там произошло. Зять денег ему был должен, ну и… подговорил кого-то из сослуживцев.

— Это же отличный повод для шантажа, — хмыкнул Виноградов. — Подожди, может, зятю самому придется замараться, чтобы избавиться от шантажиста.

— Да, только на это и надежда. Но ты же сам знаешь: такое бывает не каждый раз… Слушай, ты в столовую идешь? Пошли вместе.

Вернувшись из столовой, Опалин вновь засел за изучение документов. Через некоторое время появился Петрович, и Иван сразу же отметил, что его напарник чем-то смущен или неприятно удивлен. Логинов вошел в кабинет и тщательно прикрыл за собой дверь.

— Успешно? — спросил Опалин. — Узнал что-нибудь?

Петрович общался с осведомителями, которые проходили у него по категории "ребята с ипподрома". Он открыл рот, чтобы ответить, но его прервал телефонный звонок. Быстро закончив разговор, Опалин повесил трубку.

— Спиридонов звонил, — объяснил он. — Минус один. Карташевского убили в "Форуме".

— Та-ак. — Петрович нахмурился. — Кто у нас остался — Перель? И то я не уверен, что он долго пробегает. Ваня, что происходит? Им затыкают рот, чтобы никто из них не мог нам проболтаться? Это связано с убийством в парке Горького или нет? Но если ты прав и там был заказчик, зачем ему избавляться от всех разом? Он же знает, кто именно должен был убить Марью Груздеву, а вместо нее убил студентку. Не могли же поручить убийство сразу четырем…

— Слишком много вопросов, — вздохнул Опалин, качая головой. — А ответ у меня один — не знаю! Скажи лучше, ты узнал насчет Малыгина? На кого он работает? Почему он вдруг стал интересоваться Софьей Левашовой, на которую раньше даже внимания не обращал?

— Ваня, не торопись, — попросил Петрович. — Я говорил с людьми, самыми разными. Короче, Малыгин — темная лошадка. Никто о нем ничего толком не знает, но кое-кто вспомнил, что видел его с Бароном.

Опалин откинулся на спинку стула.

— Вот те раз!

— Ну, люди удивились, потому что Барон… — Петрович кашлянул, — в общем, не по чину ему общаться с Малыгиным. Ты же знаешь, что о нем говорят…

Опалин знал, что человек, которого никто не называл по имени или фамилии, а только по прозвищу, являлся одним из постоянных посетителей бегов — и, пожалуй, это была единственная точная информация, известная о нем. Прошлое его было покрыто густейшим мраком. Ходили слухи, что во время Гражданской войны он командовал отрядом и чуть ли не заживо закапывал красных, а потом оказался на стороне красных и с удвоенным рвением принялся истреблять белых. Впрочем, находились и такие, кто утверждал, будто Барон и мысли не имел участвовать в войне на какой бы то ни было стороне и благополучно отсиделся дома, запасшись необходимыми справками от врачей. Теория о мирном характере Барона, однако, плохо стыковалась с тем фактом, что этого человека остерегались окружающие и, как хорошо было известно, боялись даже преступники, при том что сам он — по крайней мере официально — никогда ни в чем замешан не был. Также о нем говорили, что едва ли не единственным нынешним его интересом являются лошади и что на этой почве он якобы имеет доступ даже к самому Буденному. Он ходил на скачки, делал ставки, порой выигрывал или проигрывал крупные суммы, и все — с одинаковой невозмутимостью. Его хорошо знали коннозаводчики и специалисты из мира, который вращается вокруг всего, что связано с лошадьми, причем не просто обменивались с ним мнениями, но и прислушивались к его замечаниям. Одевался Барон как денди или европейский франт, и никто никогда не видел его в толстовке или какой-нибудь кургузой кепке. Дворянином он не был и никакого титула не имел, но, глядя на него, большинство почему-то не сомневалось, что именно так должны выглядеть настоящие дворяне. Некоторые люди, гордящиеся своей проницательностью, предсказывали, что столь заметный и весьма выделяющийся среди советских сограждан человек непременно плохо кончит, но время шло, кое-кто из предсказателей загремел в тюрьму или в ссылку, а Барон как ни в чем не бывало посещал бега, разговаривал с теми, кого считал достойными беседы с собой, и разъезжал в наемном экипаже, кучер которого так и звался — "баронов лихач". Автомобилями Барон по неизвестной причине пренебрегал, а про трамваи или автобусы даже не стоит говорить: в его мире их не существовало. В каком-то смысле он был легендой, но легендой опасной или, по крайней мере, не сулящей ничего хорошего. Неосмотрительные личности, которые в прошлом пытались тем или иным способом ему напакостить, быстро обращались в совершенное ничто, и Опалин достаточно слышал об их бесславной судьбе, чтобы понимать, с каким противником ему приходится иметь дело.

— Это интересно… — протянул Иван, осмысляя то, что ему сказал Петрович. — Зачем Барону Софья Левашова?

— Действительно, — с подозрительной легкостью согласился напарник. — Зачем мужчине может понадобиться женщина?

Несколько минут Опалин обдумывал реплику Петровича.

— Нет, — объявил Иван наконец, тряхнув головой. — Если бы Софья была любовницей Барона… извини, но Богдановский вылетел бы из окна гораздо раньше. Слушай, ты хорошо знаешь историю империалистической войны?

В ответ его собеседник выкинул фокус: он стал по стойке "смирно" и отдал Опалину честь.

— Вольноопределяющийся Логинов к вашим услугам, — объявил Петрович, по-военному четко артикулируя каждое слово.

— Вольноопределяющийся? То есть ты добровольцем пошел? Не знал. — Опалин потер подбородок. — Слушай, когда русская армия взяла Львов?

— В начале войны, в 14-м году, — удивленно ответил Петрович. — В августе, по-моему. Слушай, к чему ты это спросил?

— Да так, — загадочно ответил Иван и стал рыться в бумагах на своем столе. Достав дело об убийстве в парке Горького, он открыл его и перечитал один из протоколов.

— Вот что, — объявил Опалин, убрав бумаги обратно в папку и хлопнув по ней ладонью. — Устрой-ка мне встречу с Бароном.

Петрович помрачнел. Честно говоря, этого он опасался больше всего.

— Ваня, нет.

— Петрович!

— Даже не проси. Тебе нужно что-то у него узнать? Тогда пойду я. Ты не пойдешь. Нет, Ваня! Я же знаю тебя: ты перво-наперво с ним разругаешься, а Барон… ты никогда не имел дела с такими, как он. Заполучить такого врага — это хуже смертного приговора, уж извини, что говорю как есть. Скажи, что тебе нужно, и я постараюсь помочь.