Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

Тут нервы у Опалина не выдержали.

— Ты за что Машу убил, скотина? — крикнул он.

Человек, который вел допрос, изумленно поднял голову и взглядом спросил у Данкера, как отнестись к столь вопиющему нарушению его прерогатив. Ключик повернулся в сторону Опалина, смерил его взглядом — и совершенно неожиданно хихикнул.

— За что? — переспросил он, гримасничая. — А за то, что она их съела. Родных моих съела… Анна, Мария, Анастасия, Анфиса, Василий, Сергей… Семеро нас было — мы попали в детдом, когда наши родители умерли от тифа. Семеро, слышишь? Один я остался!

— Это все из-за Колоскова? — крикнул Опалин. — Он воровал еду?

— Да, воровал! И продавал! Но больше всего доставалось его детям! Все лучшее должно было принадлежать им, а нам — ничего! Нам запрещали играть с ними! Добрые люди присылали нам игрушки, но до нас ничего не доходило. Потому что детям Колоскова все было нужнее! — Говоря, Ключик возвысил голос, глаза его сверкали, в них стояли слезы. — И им всегда было мало! Мы бы прожили без игрушек, черт с ними! Но без еды не проживешь! Без еды можно только умереть…

Он скорчился на стуле и снова забормотал: "Анна, Мария, Анастасия, Анфиса, Василий, Сергей… Анна, Мария, Анастасия, Анфиса, Василий, Сергей…"

— Однако ты же выжил, — хмуро сказал Данкер. Ключик живо обернулся к нему.

— Да! Я — выжил! Потому что я самый младший, мне немного было нужно… Я кору жрал! Корни! Я не хотел умирать, понимаете? А вокруг меня все умирали. И в отчетности писали, что виновата дизентерия! Корь! Коклюш! А не голод! Колосков сотни, тысячи нас переморил, пока его не убрали куда-то…

— И за это ты закопал его? — спросил Опалин. Руки его сами собой сжимались в кулаки. — Живьем в землю?

— А что ж мне было делать? — совершенно искренне изумился Ключик. — Говорят же: бога нет! Значит, и справедливости тоже нет… Если ты ее не восстановишь. Никто, кроме меня, не мог этим заняться! Никто!

Видавшие виды сотрудники ГПУ смотрели на него, разинув рты.

— Он отнял у меня все и всех отнял, — горько продолжал Ключик. — Я остался один, один! Хорошо хоть, лошади меня любили, нашел кое-какую работу… Спал при конюшне. Я сначала не собирался никого убивать, — добавил он почти жалобно, — но как-то вышло, что мы перевозили мебель бывшего завхоза… Он тоже хорошо воровал, меньше, конечно, чем Колосков, но тот ему многое позволял… Мы умирали, а ему дела не было! Я подумал: зачем ему жить? Анна, Мария, Анастасия, Анфиса, Василий, Сергей умерли, почему же он должен жить? Это неправильно. Несправедливо! И я его убил. Это оказалось так просто! И я понял, что мне нужно. Всех их найти и отправить к моим. Вот как будет справедливо! Отыскать их было не так просто, но я не терял надежды. И точно — встретил как-то одного из наших…

— В смысле, бывшего детдомовца? — перебил его Данкер.

— Да. Да! Но он давно сбежал и бродяжничал. Он подсказал мне, где найти повара. Его я тоже убил. Второй наш повар умер несколько лет назад — повезло жирной скотине! Но я решил — ничего, найду Колоскова, отыграюсь. Его я не собирался убивать быстро, пусть, думал, помучается. Мечтал, как убью его разными способами, потому что никак не мог найти, он словно сквозь землю провалился. И как-то читаю в "Красном рабочем" заметку о назначении Колоскова А. К. в состав редколлегии. Что за диво, думаю, это, должно быть, однофамилец. Нечего моему Колоскову делать в газете. Потом не утерпел, выкроил время и отправился во Дворец труда посмотреть. Он, он! Такой же важный, уверенный в себе, сытый и гладкий. Стал за ним следить, узнал, где он живет. О нем много болтали в редакции: что он кого-то собрался выжить, любовница где-то есть, скоро в отпуск пойдет. Отлично, подумал я, устрою я ему отпуск, да такой, что он век его не забудет. Я предупреждение послал, что он умрет в муках. Пришел во дворец, дождался удобного случая и в бумаги положил. Мне было интересно, поймет ли он, догадается ли, за что я его приговорил, но он так ничего и не понял! — Ключик снова жутковато хихикнул, так что помощник Данкера даже переменился в лице. — Как он выл и кричал там, внизу, пока я забрасывал его гроб землей! Как сулил мне деньги, умолял его пощадить! А я ходил наверху, по его могиле, и курил папиросу. И мне было так хорошо! Жаль только, что он быстро перестал кричать…

— Хорошо, ты отомстил, — сказал Опалин больным голосом, сдерживаясь из последних сил. — Но Машу-то за что? Ее за что? Она не выбирала своих родителей! Сколько ей лет было в 1918-м — девять? Десять?

— Как за что? — изумился Ключик. — Я же тебе говорю: она их съела. Анну, Марию, Анастасию, Анфису, Василия, Сергея — всех моих братьев и сестер. Они умирали от голода, в адских мучениях, а она жрала наш шоколад, и рис, и галеты. Да еще и плевалась, если что-то не нравилось! Потому что Колосков, конечно, вор, но для своих детей он делал все. Потому и дочка у него вышла такая круглая, и гладкая, и довольная собой. Сын-то пожиже, но он тоже виновен, он тоже живет сейчас за счет тех, кто умер в том детдоме. Жаль, не успел я до него добраться — надо было и его отправить к моим… И Надьку, которая тогда жила у Колоскова! Она тоже за обе щеки лопала то, что предназначалось нам, и ей не было до нас никакого дела…

— Послушай, Маша была хорошая девушка, — сказал Опалин упрямо. — Колосков, завхоз, повар — черт с ними! Но Машу ты тронул зря…

— Нет, не зря, — сказал Ключик, улыбаясь. — Я все сделал правильно. Надо было и брата ее тоже пристрелить. Пусть бы их мать мучилась и думала, какая у нее могла быть семья. Мучился же я, когда остался один — и всем было наплевать!

— Да пошел ты, — бросил Опалин и шагнул к двери. Но он открылся чуть больше, чем следовало, и Ключик не преминул этим воспользоваться.

— А ты что ж, из-за Маши переживаешь? Зря. Вообще-то ты меня поблагодарить должен. Ведь теперь, когда она мертва, она тебя не съест…

Видя, как резко Опалин развернулся, и предчувствуя неприятности, Данкер попытался перехватить его, но тот увернулся, кинулся на Ключика и принялся бить его всем, что попадалось под руку, а также кулаками и ногами. На шум из соседних кабинетов сбежались сотрудники, и только объединенными усилиями Ивана удалось оторвать от его жертвы и оттащить к двери.

— Арестовать его? — спросил у Данкера растерянный помощник. Тот молча покачал головой.

— Нет. Не стоит. Ваня! — Он подошел к Опалину, который угрюмо стоял и отряхивал фуражку, пострадавшую в столкновении с сотрудниками лубянского ведомства. — У нас тут не принято, чтобы посторонние устраивали драки. Я, конечно, тоже виноват, что пустил тебя сюда, но я рассчитывал на твое благоразумие…

— Да все нормально, — буркнул Опалин, надевая фуражку и вытирая кровь, которая текла из носа. Он кивнул на Ключика. — Если бы я ему не врезал, я бы потом всю жизнь себя корил.