Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

— А я думаю вот о чем, — подал голос Опалин. — Может быть, наш шофер уже попадался? Но не на убийстве, а… не знаю… что-то проще, гораздо проще… Не знаю, — повторил он, хмурясь. — Вот смотрите: он ездит на машине, условно говоря, он нормален, а потом что-то происходит, он выбирает ночью случайную жертву, убивает ее и берет вещь на память. Но это ненормально, я хочу сказать, остальное-то время он симулирует нормального, но… нельзя же всегда притворяться. Как-то его сущность должна проявляться… Даже днем.

— Странности? Агрессия? — Петрович схватывал на лету.

— Что-то такое. Но, повторюсь, это только моя гипотеза, а на деле я просто не знаю, как… Вот смотри: есть огромная масса дел, и выбрать из нее те, в которых фигурируют шоферы… Может, это вообще какое-то мелкое хулиганство, которым занималось отделение милиции. Может…

Зазвонил телефон, Опалин схватил трубку.

— Твердовский. Сколько раз просил, чтобы ты докладывал мне немедленно…

— Николай Леонтьевич, я…

— Зайди ко мне.

Оставив коллег в кабинете, Опалин захватил с собой карту и отправился к начальству.

— Санкцию на арест запросил, но не использовал, — проворчал Твердовский, выслушав рассказ Опалина и внимательно рассмотрев карту. — А если в следующий раз нам откажут? Нельзя же так подставляться. В прокуратуре на каждую бумажку, которую они выдают, не надышатся…

— Я не мог арестовать Радкевича, он невиновен, — твердо ответил Опалин. — Да, струсил, испугался быть замешанным в историю и оттого вел себя по-дурацки, словно он убил, но — невиновен.

— Ну, раз ты так говоришь… — буркнул Николай Леонтьевич. — Как шофера-то искать будешь?

— Как обычно. Свидетели, следы, улики. Проверять все гипотезы.

Вернувшись в свой кабинет, Иван распределил между сотрудниками обязанности, сделал десяток звонков, пообедал в столовой и занялся другими расследованиями, требовавшими его внимания. Вечером на двухэтажном троллейбусе Опалин добрался прямиком до Трифоновской улицы, где жил Терентий Иванович Филимонов.

Зайдя в комнату Филимонова, Иван увидел старого сыщика, растянувшегося на кушетке, причем без подушки. Терентий Иванович не стал подниматься, а только повел глазами в сторону Опалина и пожал ему руку.

— Как вы, Терентий Иванович? — спросил Иван, присаживаясь на венский стул, судя по всему, оставшийся от прежних хозяев. Филимонов, его дети и внуки занимали две комнаты в коммуналке, которые разгородили и превратили в пять или шесть закутков.

— В моем возрасте, молодой человек, начинаешь ценить всякий день, когда не болит спина, — усмехнулся Филимонов. Он немного переместился на кушетке — очевидно, сейчас спина давала знать о себе. — Простите, что не встречаю вас, как подобало бы радушному хозяину…

— Зачем извиняетесь, Терентий Иванович, — проворчал Опалин. Он любил старика, но его церемонная речь, отдававшая прежним режимом, вызывала у Ивана чувство протеста.

— Привык-с, знаете ли, — не без легкого вызова ответил Филимонов, пытливо всматриваясь в лицо Опалина. — И спина, не угодно ли, попалась с характером. То неделями молчит, а то вдруг напомнит о себе, да так, что только пластом лежать могу. — Он вздохнул. — Бог с вами, Иван Григорьич, приступайте к делу, а то, если начну вещать о своих недугах, вы и за полночь не выйдете отсюда…

И Опалин рассказал старому сыщику о шофере-убийце, умолчав только об аналогичном преступлении в Ленинграде. Когда он наконец закончил, Филимонов некоторое время молчал.

— Н-да, ну и дельце, Иван Григорьевич, — уронил он, почесывая подбородок. — Вы, я так понимаю, пришли ко мне просить совета?

— Совета? Не знаю. Может быть. Я вообще хотел включить вас в опербригаду, но Николай Леонтьевич сослался на ваш возраст…

— Да не в возрасте дело, — буркнул Филимонов, — он боится, что опять начнется какая-нибудь «чистка» и вы из-за меня пострадаете. Николай Леонтьевич вообще вас очень ценит, но боится перехвалить, — старый сыщик усмехнулся, — не слишком дальновидно с его стороны, потому что он давно мог бы понять — похвалы на вас не действуют… я имею в виду, в отрицательном смысле.

— Я понял.

— Теперь о вашем деле. Вы правы — это шофер. В больнице для душевнобольных он никогда не бывал, можете там и не искать. Человек физически крепкий… но токарь все же пытался оказать ему сопротивление. Подумайте, почему ваш «комаровец» мог решиться на первое убийство. Может, от него жена ушла. Может, его из партии исключили… — Последние слова Филимонов произнес с нескрываемой усмешкой. — Но наверняка ничего сказать нельзя. Для чего он убивает? Для чего собирает эти сувениры — бумажник, чужое фото, папиросу?

— Чтобы они напоминали ему о том, что он может отнять чужую жизнь. Нет?

— Хм, — Терентий Иванович задумался. — Итак, он жаждет власти. Скорее всего, не слишком развит. Два-три класса образования, к примеру. Почему бы не убить, если можно остаться безнаказанным? Это ему нравится. Помяните мои слова — в дальнейшем он будет убивать чаще. — И Филимонов позволил себе весьма странный вывод: — Голубчик, откажитесь от дела.

— Терентий Иванович…

— Сколько человек убил Комаров, прежде чем его схватили?

— Кажется, на суде фигурировали двадцать девять эпизодов.

— Ну вот. А у вас всего три трупа. Потом их станет пять, потом десять, потом больше, еще больше, начальство станет выходить из себя, вы перевернете небо и землю и ничего не сможете сделать, потому что нельзя схватить тень, которая приходит из тьмы. А потом он убьет какую-нибудь важную особу, и ваша жизнь окончательно превратится в ад. Иван Григорьевич, голубчик, поймите: в такие игры не выигрывают. Тут можно только сидеть и ждать, когда ваш противник допустит роковую ошибку — уронит на месте преступления номерную деталь от нагана, к примеру. — Терентий Иванович имел в виду совершенно конкретный случай. — Или вдруг свидетель отыщется, видевший, как в машину шофера со шрамом через все лицо садилась очередная жертва. — Опалин непроизвольно дотронулся до собственного шрама, и Филимонов улыбнулся. — Но мы с вами прекрасно знаем, как «часто» попадаются такие ценные улики и такие глазастые свидетели. До тех пор — что бы вы ни делали, как бы ни старались вы, Карп Петрович, Юрий Андреевич, Антон Глебович, и прочая, и прочая — все будет только бесцельной тратой времени.

— Но нельзя же позволить ему убивать! — вырвалось у Опалина.

— А что делать, голубчик? Приставить к каждому гражданину по городовому… пардон, по милиционеру? Сие никому и никогда не было по силам. — Филимонов шевельнулся и заговорил уже без тени шутки. — Я вижу, вы настроены серьезно, и душой я всецело на вашей стороне, но ум — чертов скептик — твердит, что ничего у вас не получится. Если б вы могли сузить область поиска до какой-то приемлемой величины, а то искать шофера — в Москве — в столице… Господи, а ведь я помню еще те времена, когда столицей был Петербург. — Он тяжело вздохнул. — Скажите-ка мне, голубчик, вы, кажется, дружны с господином Соколовым?