Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

— Скажите, Нина…

«Что бы еще такое у нее спросить?»

— У Елисеевой было много друзей, знакомых? С кем она часто общалась, кроме вас?

— Ну, мы последнее время с ней совсем не общались, — напомнила Нина. — Про Радкевича я уже говорила вашему… вашему начальнику. В институте… — она задумалась, — нет, по-моему, она ни с кем не дружила.

— А вне института?

«Взять и пригласить ее в кино… Или нельзя? Ох, у нас же жутко не любят, когда мы начинаем мешать работу и личную жизнь…»

— Я не знаю… Нет, погодите. — Нина потерла лоб. — Какое-то имя она называла… Катя, да. Я запомнила из-за сумочки…

— Какой сумочки? — пробормотал Антон, зачарованно глядя на длинные ресницы.

— Ну, — Нина порозовела, — Кате кто-то подарил сумочку… ей не понравилась, и Ленка предложила помочь с продажей… В общем, сумочку продали мне. Я была с этой сумочкой в ту ночь, когда… когда я вам чуть не помешала… ну, брать бандитов.

Антон встряхнулся. Все смешалось в комнате Морозовых — воспоминания, сумочка, Нина, какая-то Катя и он сам.

Вот бы так целую вечность сидеть, смотреть на Нину и говорить, но о чем-нибудь человеческом, а не о надоевшей подружке, которая целенаправленно ловила мужика с деньгами и вдобавок приторговывала бывшим в употреблении барахлом.

— Фамилия этой Кати вам известна? — для проформы спросил он.

— Нет, — ответила Нина.

— Может быть, где живет или работает? Хотя бы примерно?

— Я так поняла, работа связана с иностранцами, поэтому у нее много заграничных вещей, — ответила Нина. — То есть мне Ленка так сказала… а она могла и…

— Соврать? — закончил Антон, видя, как девушка не решается произнести это слово и ищет вежливую замену, но не находит.

— Да.

— Что ж… — Антон вздохнул, почесал затылок и неожиданно решился. — Последний вопрос: скажите, Нина, что вы собираетесь делать вечером в выходной?

— В метро Елисеева не спускалась, — сказал Казачинский, — по крайней мере, никто из служащих, работавших в то утро, ее не вспомнил. Что касается свидетелей, страдающих бессонницей, тут я ничем порадовать не могу. Как назло…

На столе Опалина затрещал телефон. Иван протянул руку и снял трубку.

— Старший оперуполномоченный Опалин слушает.

— Иван Григорьевич? Доктор Бергман беспокоит. Кажется, я нашел для вас новый труп.

— Мужчина или женщина?

— Женщина.

— Когда ее убили?

— Две шестидневки тому назад. Труп «прошел» мимо меня, потому что попал к… — Доктор сделал паузу. — Простите, Иван Григорьевич, я неудачно выразился…

— Ничего, Андрей Петрович, я понял.

В любой области существуют свои абсолютные профессионалы. Доктор Бергман был богом прозекторской. Среди прочего он был известен тем, что мог назвать точную причину и время смерти еще до вскрытия, только на основании наружного осмотра, и в подавляющем большинстве случаев его версия подтверждалась. Студенты-медики ходили к нему в морг толпами, как в кинотеатр — даже те, которые терпеть не могли всё, связанное с трупами. Но, разумеется, у доктора были и недруги, и особенно недолюбливал Бергмана один из ближайших коллег. Из объяснений Андрея Ивановича Опалин понял, что труп изначально оказался на столе у этого коллеги, «забывшего» сообщить Бергману о результатах вскрытия, и тот узнал о них только сейчас.

— Где ее нашли?

— На Никитском бульваре.

— Личность установлена?

— Нет. Как я понял, при ней не было никаких документов. Дело находится у одного из ваших…

— У кого?

— У Манухина.

Опалин поморщился. Ему совсем не хотелось объясняться с этим безмозглым костоломом. Впрочем, если действовать через Николая Леонтьевича…

— Спасибо, Андрей Петрович.

— Не за что. Мне очень неприятно, я вас так подвел. Коллега, конечно, уверяет, будто просто забыл об этом случае, хотя я всех просил сообщать мне, если попадется труп с теми признаками, которые вы указали.

Опалин попрощался с доктором и повесил трубку. Петрович и Казачинский смотрели на него, ожидая объяснений. Антона не было, он, очевидно, где-то задержался.

— Есть еще одна жертва, убита девятого ноября, найдена на Никитском бульваре. Личность пока не установлена, дело у Манухина. — Опалин поднялся с места. — Я к Твердовскому.

Но именно тогда, когда Николай Леонтьевич так был нужен, его не оказалось на месте. Пришлось Ивану сначала отправиться на поиски Манухина. Опалин спустился вниз, заглянул в его кабинет и узнал, что опер ушел в столовую. Перспектива общения с Манухиным не доставляла Ивану никакой радости, но дело есть дело.

«Какого черта, я, взрослый человек, а дрожу перед каким-то… Перед каким-то подонком…».

В столовой Манухин и обнаружился — сидя в углу зала, он с аппетитом хлебал суп. Его челюстные мышцы равномерно двигались, маленькие глазки под низким лбом блестели от удовольствия. «И чавкает, как свинья, — с неприязнью подумал Опалин. — Тьфу, б…».

— Здорово, Митяй, — начал Опалин, садясь за стол напротив Манухина, но сразу же понял, что дружеский тон не вышел и вообще — ни черта из его затеи не получится.

Манухин вскинул глаза, усмехнулся, взял разом два куска черного хлеба и начал методично жевать, продолжая при этом с шумом втягивать с ложки суп.

— Физкульт-привет! — выдавил он из себя в промежутках между глотками. — Ты чего не ешь?

— Не хочется.

— Да? Ну-ну. Ты по делу? Я за едой дела не обсуждаю.

— Откуда ты знаешь?

Манухин усмехнулся и, доев хлеб, взял еще два куска.

— Так я и знал. Баба эта, с Никитского. Верно? Только ты, Ваня, учти: просто так я тебе дело не отдам. Я работу провел, людей гонял. Личность, между прочим, установил.

— Да ты, Митяй, молодец. Кто ж спорит-то, — довольно-таки двусмысленным тоном промолвил Опалин.

На самом деле у него руки так и чесались дать Манухину по широкой ухмыляющейся роже — до того чесались, что пришлось убрать под стол, чтобы не было видно, как сами собой сжимаются кулаки.

— Я молодец, — спокойно согласился Манухин. — А ты, Ваня, хитрый. Ловишь крупняк, начальство тебя любит…

— Да ладно, хорош придуриваться, — оскалился Опалин. — Кому убийство на Коминтерна недавно поручили, а? Не крупняк, скажешь? А?

— Уже назад отобрали, — ответил Манухин, поморщившись. — Мол, там дело политическое, расследовать будут особым порядком. Какая там, к черту, политика — ограбить его хотели.

— Это журналиста Доманина?

— Он фотограф был. Да какая разница? Залезли в квартиру, рылись в вещах, а тут хозяин проснулся. Ну и… драка со смертельным исходом. — Манухин закончил управляться с супом, повертел ложку и положил ее в пустую тарелку. — Еще немного, и я б выяснил, кто из местного жулья замешан. Но не дали же, с-суки. — Он коротко хохотнул, сузил глаза. — А снимки там некоторые — пальчики оближешь. Сразу видно, не только для газеты «Правда» снимал. Ха-ха-ха!