Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

— Ну, как говорится, брак браку рознь, — по тону хозяина гость понял, что сейчас грядет одна из шуток, о которых говорила Маруся. — Бывает, знаете ли, брак, который можно исправить…

Хозяин блестел очками, всем существом источал любезность и словно забыл о том, что здесь же, в нескольких шагах, сидит его сын, которому все эти разговоры должны быть крайне неприятны. Кока молчал и тупо смотрел в стену.

Ванечка забрал фотографию, которую принесла хозяйка дома, и вместе с Марусей двинулся к выходу. Горничная, материализовавшаяся из ниоткуда, уже ждала их в коридоре.

— И часто у них такое? — не утерпел Опалин, кивком головы указывая на дверь, за которой остались хозяева.

— Бывает, — почему-то шепотом ответила девушка, хотя их и так никто не мог слышать, — но такой скандал — в первый раз!

Белый кот высунулся в коридор, зевнул, показав розовый язычок и весьма острые белые клыки, и проводил гостей внимательным взглядом.

— Нет, ну ты мне скажи, — горячилась Маруся, — ну как можно так жить?

Человек ненаблюдательный частенько бывает не на шутку поражен, когда ему открывается истинное положение вещей. Отношения, царящие в семействе Ярославцевых, изумили Марусю, и теперь ее распирало от сочувствия к Коке — даже несмотря на то, что он отозвался о ней не слишком лицеприятно. Опалин же поймал себя на мысли, что судьба нэпманского сынка, жившего на всем готовом, ему в высшей степени безразлична. У него самого не было родителей, которые всем его обеспечивали. Никто не вел его по жизни за ручку и никто не собирался подстилать соломку, если он упадет. Ванечка мог полагаться только на самого себя и отчасти — на товарищей по работе. Работа, в сущности, была единственным в жизни, что держало его на поверхности. Без нее он бы скатился до положения беспризорника (из тех беспризорников, что ходят с финскими ножами и сбиваются в банды), а то и попросту преступника. А Опалин уже успел уяснить, что как только ты переходишь на другую сторону закона, пути назад уже нет, и никакие слезливые истории о перековавшихся уголовниках, мелькавшие в советской прессе, не могли убедить его в обратном.

— Как, как — да хорошо он живет, — хмуро ответил он на слова Маруси. — Квартира, вишь, у них отдельная, горничная двери открывает! А тебя даже из комнаты выставили!

Тут Маруся вспомнила, что и впрямь осталась без своего угла, и закручинилась.

— Что же делать? Делать-то что? — несколько раз повторила она. И так как Опалин не отвечал, бросилась в другую крайность — вновь стала подозревать Коку в том, что он каким-то боком причастен к случившемуся с нею.

— Мало ли что он говорил, — тараторила Маруся, преданно заглядывая в глаза спутнику, — «Эсмеральду» курит? Курит! В Москву ездил? Ездил! А ты слышал, как он меня обозвал? — всполошилась она. — Корова я, значит! Мог он, мог подложить мне свинью…

Опалин остановился.

— У тебя враги есть? — рубанул он сплеча.

— Какие враги? — изумилась Маруся.

— Обыкновенные. Есть?

— Да вроде нет, — ответила королева шляп.

После чего бойко принялась перечислять всех соседей, с которыми когда-либо ссорилась, заказчиц, которые сами не знают, что им идет, и пытаются ее учить, и какого-то Прохора, который воспылал к ней страстью, узнав, что она живет одна, но был послан в известном направлении сразу же после того, как стало ясно, что подлец пьет горькую. Опалин шагал рядом со своей собеседницей и мучительно пытался вычленить из ее словесного потока хоть что-то полезное.

— Я против водки ничего не имею, — объявила Маруся в приливе вдохновения, — ты пей, если очень надо, но знай меру. А если человек не знает меры…

— Этот Прохор, о котором ты говоришь, знаком с Брындиной? — прервал ее Опалин.

— Нет. — Маруся мотнула головой так, что какую-то долю мгновения казалось, что бант с ее шляпки оторвется и улетит, как бабочка.

— А по описанию он похож на того, кто пришел в ЗАГС со свидетельством?

Выяснилось, что Прохор ни единой чертой не соответствует описанию, начиная с того, что ему под сорок, но из-за пьянства он выглядит еще старше. Да и «Эсмеральда» ему точно не по карману.

— Сколько денег на все это уходит — страсть! — вдохнула модистка. — И табак, и выпивка в копеечку влетают, между прочим. А вот если не пить и не курить, то за несколько лет можно хорошие деньги сэкономить.

Ванечка даже сбился с шага. Значит, Маруся была такой правильной не просто так, а по причине банальной прижимистости. Но Опалин тут же вспомнил, что в нынешнее дивное время нэпа человеку, если он не торгаш, деньги даются нелегко, и решил, что не имеет права ее осуждать.

— Пошли поговорим с твоим управдомом, — сказал он. — И заодно — с гражданкой Брындиной.

Маруся жила в большом доме, из тех, что до революции именовались доходными, потому что их владельцы сдавали квартиры внаем и действительно имели приличный доход. Февраль 17-го, а особенно октябрь внесли свои коррективы: жилую площадь захватил рабочий люд, потеснив буржуев, а владелец дома каким-то образом просочился за границу, где еще до войны привык хранить сбережения на банковских счетах. Знакомых он, впрочем, уверял, что потерял «в этой проклятой России» все свое состояние (вероятно, чтобы они не просили у него денег в долг) и предрекал режиму большевиков скорое крушение.

Явление Маруси, возле которой мыкался неизвестный юнец в гражданском с подозрительно оттопыривающимся карманом, вызвало в доме некоторое оживление. Дети тотчас бросили играть и вытаращились на воскресшую королеву шляп. Дворник, заметив, что Маруся и ее сопровождающий идут в домовой комитет, крякнул, пригладил бороду сначала правой рукой, а потом левой, и принялся с любопытством ждать развития событий.

Развитие же получилось не слишком впечатляющее: когда Опалин и его спутница добрались до двери, за которой располагалось правление жилищного товарищества, она оказалась заперта, причем дотошный Ванечка особо отметил то, что заперта она была изнутри, так как в скважине с той стороны торчал ключ.

— Открывайте, уголовный розыск! — рявкнул помощник агента, стукнул кулаком по двери и всадил в ребро ладони занозу. От неожиданности Опалин тихо взвыл, но тут на помощь ему пришла Маруся, которая стала бешено колотить в дверь не только руками, но и ногами.

— Червяков, открывай! Мы знаем, что ты там! — заверещала она. — Открывай, не то скажу твоей жене, что ты с Таськой заперся! Она тебе последние волосы на башке выдерет!

За дверью произошло какое-то движение, и слабый голос проблеял:

— Товарищи, прекратите хулиганить…

— Открывай! — крикнул Опалин и для убедительности прибавил несколько слов, которых ни в каких официальных словарях русского языка днем с огнем не сыщешь. Однако Маруся почему-то поглядела на него с нескрываемым одобрением. Возможно, она уважала лингвистику и ценила усилия, направленные на ее обогащение.