Валерия Вербинина - Иван Опалин. 9 книг

– Наверное, жив. Я не знаю. Я вестей от него давно не имел.

«Давно – это сколько?» – хотел было спросил собеседник, но сдержался, поняв, что это лишнее.

– Слушай, Берзину не до тебя, – сказал Опалин. – Он ищет, кто его мать из могилы вытащил и повесил, и вообще…

Тут Зайцев как-то косо взглянул на него, и Иван без всяких слов неожиданно понял, что собеседник все знает – и кто это сделал, и как это случилось, и почему голова погибшей комиссарши оказалась у сторожа. Знает, но ни за что не скажет, потому что правда слишком многих может подставить под удар.

– Зря он сюда вернулся, – промолвил собеседник как бы про себя. – И зря все это ворошит.

Опалину стало неуютно. Он понимал, что лично ему ничего не грозит – и тем не менее ему вдруг неодолимо захотелось оказаться в поезде, который увезет его обратно в Москву, подальше от Дроздово с его мрачными тайнами и от гражданской войны, которая – он вдруг отчетливо это понял – не кончилась тут до сих пор.

После того, как Зайцев удалился, явился фельдшер Горбатов и произнес путаную хвалу доброте Опалина, который спас доктора, доставив его в клинику. Иван вовсе не считал себя добрым и смущался, когда его хвалили. Прервав фельдшера, Опалин напрямик спросил, чего ему нужно. Помявшись, Горбатов попросил повлиять на Берзина, чтобы больницу поскорее отремонтировали.

– Этим же Зайцев занимается, – напомнил Опалин.

– Ну да, – хмыкнул собеседник. – После того, как сам же ее громил и вынес оттуда весь спирт, это особенно смешно. Ты замолвишь словечко перед Берзиным? Я же не лично для себя прошу, а для людей.

– Попробую, но ничего не обещаю, – буркнул Иван.

Фельдшер крепко пожал ему руку и ушел. Вернувшись в дом, Опалин застал там Лидию в обществе учителя, попадьи и Марфы Терешиной. Матушка Анастасия принесла куриные яйца, а Марфа – арбуз, который, по ее словам, она вырастила даже без парника. Арбуз тотчас разрезали и съели, и неожиданно Лидия Константиновна объявила, что выходит замуж.

– Ах, ах! – оживилась матушка Анастасия, улыбаясь и поглядывая на Киселева, который смутился, как мальчик. – И кажется, я даже знаю, за кого!

Посыпались поздравления, кто-то сказал, что надо выпить за здоровье будущих супругов.

– У нас нет вина, – призналась Лидия смущенно.

– Ничего, я схожу, – сказала Марфа добродушно, поднимаясь с места.

– Подожди, я лошадь запрягу и отвезу тебя, – вмешался Опалин. Она махнула рукой.

– Не стоит, я на своих дойду.

Он не стал настаивать, подумав, что муж ее ревнив и что она не хочет, чтобы ее лишний раз видели вместе с посторонним. Но прежде, чем Марфа успела вернуться, приехал на машине Ян и объявил, что Берзин прислал его за Опалиным.

– Зачем я ему?

– Для опознания, – лаконично ответил шофер.

Надувшись, Иван двинулся к автомобилю. После известия о скорой свадьбе атмосфера в доме разрядилась, все стали говорить и улыбаться по-человечески, и ему не хотелось покидать своих собеседников.

– А что, Свешников не сказал, кто он? – спросил Опалин.

Ян покосился на него и спокойно ответил:

– Боюсь, он уже ничего не скажет.

Яснее нельзя было дать понять, что сторож убит. Настроение у юноши испортилось окончательно.

– Но вы же видели его, когда приехали сюда? – не удержался Иван.

Шофер пожал плечами.

– Никто из нас внимания на него не обратил. По-моему, – он помедлил, – он вообще избегал показываться нам на глаза.

Он говорил по-русски с акцентом, но при этом практически без ошибок и употреблял литературные обороты, явно вычитанные из книг. Опалин забрался в машину, и шофер захлопнул дверцу. Автомобиль был длинный, открытый, со съемным верхом; от нагретых солнцем сидений пахло кожей. Наш герой не сказать чтобы часто ездил на машине, да еще такой, где являлся единственным пассажиром. Ему ужасно хотелось все пощупать и попробовать, но он напустил на себя равнодушный вид и ограничился только тем, что незаметно помял сиденье, проверяя, насколько оно мягко. Потом они долго тряслись по ухабам, Иван держался за какую-то ручку и смотрел по сторонам, раздираемый смешанными чувствами. С одной стороны, ему нравилось ехать без всяких хлопот, с другой – что-то было неправильное в том, что он катит барином, в то время как многие куда более достойные люди передвигаются пешком. «Еду на моторе, как какой-нибудь буржуй, – мелькнуло у него в голове. – Нэпман! – Тут их так подбросило на какой-то коварной колдобине, что все мысли в голове у него перекувырнулись. – Родись я, положим, полвека назад в семье Вережниковых, был бы у меня свой дом с колоннами. И сидел бы я в саду и чай пил. А потом бы спился, наверное, – философски заключил Опалин. – Когда все есть и даже желать нечего, и цели в жизни никакой, человек всегда начинает сходить с ума».

Машина въехала в сумеречный лес, состоящий преимущественно из елей и сосен, и Иван поежился. Потом шофер остановил машину и сообщил, что дальше надо идти пешком примерно с полверсты, пока Опалин не увидит домик лесника. Иван выбрался из автомобиля и зашагал по тропинке. Ему показалось, что он шел никак не полверсты, а пожалуй, что все полторы, когда впереди наконец показался домик. Берзин сидел неподалеку на пне, обхватив себя руками, и по лицу его Опалин понял, что Каспар недоволен собой. На противоположном конце поляны группа людей с петлицами разных ведомств курила, что-то оживленно обсуждая, а примерно на полпути между ними и Берзиным лежали самодельные носилки с чем-то, прикрытым куском рогожи.

– Погляди – это Свешников? – обратился к Опалину Каспар, не вставая с места. – Эту сволочь тут никто не знает в лицо, – добавил он сквозь зубы.

Иван поглядел на него, подошел к носилкам и взялся за край рогожи. Почему-то после слов Берзина он решил, что на носилках окажется труп господина, напоминающего портрет, который сторож вытащил с чердака. Но перед Опалиным оказался вовсе не постаревший Сергей Иванович Вережников, а тот, кого он никак не ожидал здесь увидеть. И оттого Иван растерялся.

– Нет, этого не может быть…

– Что ты там бормочешь? – выкрикнул Берзин, взвившись с места и подскочив к нему. – Кто это?

Широкое, почти квадратное лицо, мощные надбровные дуги, оскал, который даже после смерти источал угрозу. Опалин видел всего одно фото этого человека, но узнал бы его при любых обстоятельствах.

– Понимаешь, Каспар, – проговорил Иван неловко, – это… Короче, тот, кого вы убили – бандит Михельсон.

На следующее утро Иван проснулся на железной кровати в своей комнате в усадьбе Дроздово – и, едва открыв глаза, разом вспомнил все, что произошло вчера. Воспоминания эти были малоприятны, и присутствовали в них лесной полумрак, труп убитого Михельсона и шипение Берзина, который сначала ругался, а потом накинулся с обвинениями на тех, кто помогал ему с облавой. А люди там были в том числе немолодые, успевшие повоевать и не боящиеся сопляков с петлицами ГПУ, так что Каспару в ответ пришлось услышать в свой адрес немало интересного. И опять он, брызгая слюной, полез за оружием – но на этот раз Опалин вместо Яна успел перехватить его и оттащил в сторону. Было произнесено много непечатных слов, и единственным, кто не ругался, оказался труп на самодельных носилках, который Берзин в порыве ярости успел даже пнуть. Когда Иван немного остыл, ему стало стыдно, но Каспару, судя по его лицу, не было стыдно ничуть, и когда они тряслись в автомобиле обратно в Дроздово, человек из ГПУ хмурился и смотрел мимо него.