Валерия Вербинина - Подмосковная ночь

– Кто входил в дом?

– Я никого не видел.

– Хорошенько подумай!

– Я тебе говорю: никто не входил! Никто!

Звуковая волна стала громче.

– Выключи музыку, или я разобью твой проклятый патефон, – вмешался Киселев. И когда Ян убежал, учитель повернулся к Опалину.

– Не надо на меня так смотреть, – отчеканил бывший красный командир. – Я его не убивал.

– Тебя видели, когда ты ехал сюда?

– Меня? Ну видели.

– Кто?

– Пантелей, дети, еще кто-то из деревенских. Ваня, а ты где был?

– В саду, с Кирюхой. – Опалин нахмурился. – И мимо нас никто не проходил.

– А где архитектор? – внезапно спросил Киселев.

– Не знаю. Как он вошел? – Иван говорил не о Верстовском, а о том, кто приколол Берзина к стене, словно бабочку. – Через потайной ход?

– Брось, в саду был Ян. Он бы заметил.

– Тогда только черный ход остается. С той стороны, где огород.

– Ты куда? – крикнул Платон Аркадьевич, когда Опалин бросился к выходу.

– А ты как думаешь? Я же все-таки из угрозыска!

Музыка умолкла, словно ее обрезали бритвой, и, спеша к черному ходу, Опалин подумал, что она заглушила предсмертный вскрик Берзина – если, конечно, он вообще успел перед смертью крикнуть или застонать. «Несколько минут… а, черт! Может, он и не успел далеко уйти…» Он выскочил из дома, окинул взглядом сад – никого; стал искать на земле следы – кажется, трава кое-где примята, словно совсем недавно по ней кто-то шел или бежал. «Эх, на земле бы найти хороший отпечаток…» В нем боролись два взаимоисключающих желания – чтобы тщательно осмотреть все вокруг, требовалось время, а он не имел права задерживаться, если и впрямь хотел нагнать убийцу. И он побежал.

«Тот, кто его убил, должен был прийти из деревни… Если, конечно, это не был Верстовский. Надо будет обязательно его найти и проверить али…»

Он не успел додумать слово «алиби», потому что внезапно потерял равновесие, взмахнул руками и самым нелепым образом рухнул на землю. Грядки огорода отчасти смягчили падение. Опалин попытался встать – и обнаружил, что провалился правой ногой в какую-то дыру.

«А, чтоб тебя… Это же кротовья нора!»

Он рвался бежать дальше – но правый голеностоп ожгло сильной болью, и Иван с ужасом понял, что теперь не может даже толком ступить на ногу. От дома к нему бежали двое; он через силу сделал несколько ковыляющих шагов и остановился. Подбежавшим к нему учителю и шоферу он объяснил, что с ним произошло, не скупясь на ругательства.

– Так, – сказал Платон Аркадьевич, – обопрись на меня, я отведу тебя обратно, и пошлем за фельдшером. Ян! Может, тебе для погони лучше машину взять?

– Он не проедет тут на машине, – сказал Опалин. – Слушай, брось меня, помоги ему. Тот, кто убил Берзина, вряд ли успел далеко уйти…

Однако Киселев не стал его слушать, а помог добраться до дома, после чего послал Кирюху за Горбатовым.

– Признайся, ты просто не хочешь, чтобы его поймали, – сказал Опалин. Он лежал без сапог на кровати, кусая губы. Правая нога его в суставе распухла, и кожа краснела на глазах.

Киселев загадочно посмотрел на лежащего, усмехнулся и подошел к натюрморту.

– А все-таки у нее был некоторый талант, – сказал он, разумея, очевидно, служащую теперь в Париже консьержкой Зинаиду Станиславовну. – Нет, Ваня, я ничего уже не хочу. Морду Берзину хотел набить, это да, но теперь это уже не имеет значения. А что касается того, кто его убил, – он передернул плечами, – мне все равно, поймают его или нет.

Через час Кирюха привез фельдшера, и Горбатов, осмотрев ногу Ивана, объявил, что тот, очевидно, повредил связки. Лекарств никаких у фельдшера не было, и он лишь посоветовал почаще прикладывать лед и поменьше двигаться как минимум ближайшие несколько дней. Льда не нашлось, и Опалин просто лежал, перекатывая в голове мучительные мысли.

Вскоре вернулся Ян, волоча за собой Верстовского, под глазом у которого красовался фингал. Архитектор протестовал и кричал, что он ничего не знает об убийстве, и вообще с позволения товарища Берзина он после завтрака отправился осматривать местную церковь.

– И ты не возвращался сюда? – заорал шофер, нервы у которого, видно, были на пределе. – И не проткнул его… – Он от волнения забыл нужное слово и сделал такой выразительный жест, что архитектор в испуге отшатнулся.

– Я его не трогал! Клянусь вам! Я был в деревне, меня там видели…

Тут вмешался Киселев и сказал, что надо послать за товарищами из ГПУ, которые будут вести следствие, а он пока проследит, чтобы Верстовский никуда не сбежал. Признав справедливость его доводов, Ян оставил архитектора в доме, сел в машину и уехал. В его отсутствие в усадьбу наведался крайне встревоженный Зайцев, следом за которым явилась изнывающая от любопытства матушка Анастасия. Убитого уже отнесли в его комнату, которая по случайному совпадению оказалась бывшей спальней Киселева (по современным правилам криминалистики тело не передвигали бы до того, как фотограф и эксперты закончат свою работу, но тогда в работе позволяли множество недопустимых с нынешней точки зрения вольностей). Кто-то (кто именно, Опалин так никогда и не узнал) закрыл Берзину глаза, и на лицо мертвого то и дело садилась муха. Попадья поглядела на нее и вздохнула.

– Такой симпатичный молодой человек был, – сказала она. – А ведь мог бы жить и жить!

Для расследования убийства были привлечены те же силы, что и для поимки Свешникова, и они рьяно взялись за дело. Допросили всех, кого только можно было допросить, особое внимание обращая на алиби тех, кто имел хотя бы тень мотива – а таких по причине поведения Берзина в предпоследний день его жизни набралось немало. Выяснилось, что и в самом деле у безупречных городских комсомольцев имеются неблагонадежные родственники, а Зайцев кое-какие факты о своих родных от партийного комитета утаил. Также выяснилось, что у Верстовского практически стопроцентное алиби, равно как у Киселева и у Лидии Константиновны. На всякий случай проверили и шофера Яна Сеппа, но не нашли ничего подозрительного и переключились на Опалина.

Иван только впоследствии понял, что если бы он нашел труп Берзина в одиночку, то не миновать бы ему неприятностей и как минимум – подозрений в убийстве. Но так как, помимо него, имелись трое свидетелей – Ян, Кирюха и Платон Аркадьевич – и так как они видели среди прочего, как он пытался вытащить рапиру и даже толком не знал, как браться за ее рукоять – а между тем лезвие вогнали в тело с чудовищной силой – дело решилось в его пользу. И тем не менее ему пришлось объяснять, что он делал, начиная с самого утра, и почему ему вздумалось ходить к озеру.

– Воды в рукомойнике не было, ну и… Воду Лидия наливала, она за этим следила. А Берзин ее выставил…