Игорь Лебедев - Формула алхимика

Илья Алексеевич вздохнул: увенчать ход своих мыслей хоть какой-то гипотезой у него не получилось.

«Может, никакого умысла и нет вовсе? — засомневался он. — Может, и Мервуса никакого нет в этом деле? Да и дела самого тоже нет? Мало ли откуда взялись эти фальшивые билеты — их ведь сотни тысяч распространили! Поди, невелика сложность завладеть фальшивками — хоть бы и случайно. Да и эта мадам Энтеви даже если и мошенница — без пострадавших дела на нее не заведешь. А от клиентов — сплошь восторженные отзывы. Не говоря уж о том, что, может, она и вправду чем-то таким владеет…»

В разоблачениях тех же сестер Фукс, по правде сказать, тоже имелись нестыковки: служанки у них никто не помнил, а шумы слышались на сеансах, проводившихся в том числе вне дома. Не говоря уж об исследованиях сэра Уильяма Крукса, который провел более сотни наблюдений и был очевидцем необъяснимых свечений, передвижения предметов и появления «материализованной руки» на сеансах сестер.

— Ино-шико-чоу! — послышался голос Кости Данго.

Илья Алексеевич вынырнул из своих размышлений и увидел разложенные карты — все это время за столом продолжалась игра в кой-кой. В открытой руке Ардов обнаружил у себя неплохое яку, состоящее из трех карт с изображением борова, оленя и бабочек. Именно эту комбинацию и огласил Костя — «ино-шико-чоу». Такое яку стоило 5 хан. Рассчитывая получить более высокую комбинацию, Илья Алексеевич объявил продолжение игры:

— Кой-кой!

— Не связывался бы ты с ним, — сказал Костя и начал новую раздачу.

Слова Данго показались странными. Чтобы понять их смысл, Илья Алексеевич в ускоренном темпе прокрутил в памяти последние минуты за столом и прислушался к голосу Кости. Оказалось, что все это время он разглагольствовал о преимуществах орловского метода печати, введенного в Экспедиции заготовления государственных бумаг. Именно этим методом в 1892 году были изготовлены новые 25-рублевые банкноты, которыми было решено заменить деньги старого образца. Несмотря на некоторое конкурирующее положение в отношении официальных структур, творческая натура Константина Артамоновича не могла не восхититься тем блеском инженерной мысли, с каким выходец из крестьянской семьи Иван Орлов сумел усовершенствовать типографскую машину в Экспедиции, добившись цветной печати в один прогон — такой способ давал столь филигранную приводку элементов рисунка на банкноте, что даже он, мастер блинопеков Костя Данго, повторить подобного не мог.

— С кем? — спросил Илья Алексеевич, так и не сумев догадаться, от кого пытается предостеречь его Данго.

— С Карлом Донатовичем, — как ни в чем не бывало сообщил Костя, сделав хороший ход для сбора своего яку. — Опасный он человек.

Болтая о приладках, оттисках и разрывах, сопутствующих типографскому процессу, Костя, как оказалось, внимательно наблюдал за гостем и без труда сумел определить направление его беспокойных мыслей.

— Кажется, агори! — объявил он победу и не без удовольствия выбросил на стол карту «человек под дождем», которая довела стоимость его яку до 10 хан.

Илья Алексеевич завороженно смотрел на яку соперника, составленное из пяти благородных карт, и, кажется, еще не понимал, что игра закончена. В голове у него стоял гул и туман, а тело била едва заметная дрожь — промокнув под дождем, он порядком озяб в прохладном подвале Данго.

— А не съездить ли нам с тобой в мусибуро? [38] Мусибуро — традиционная японская паровая баня (яп.). — вдруг просветлел Данго.

— Прямо сейчас? — растерялся Илья Алексеевич.

— А чего ждать-то? — Костя уже вскочил и устремился за ширму; идея захватила его целиком, и было понятно, что возражений он не примет. — Я тебя такому сансукэ [39] Сансукэ — банщик (яп.). поручу, м-м-м-м… — Данго издал стон удовольствия, желая показать, что будет чувствовать клиент в руках опытного массажиста. — Он из тебя душу вынет, промоет, высушит и обратно положит.

Костя вышел из-за ширмы уже переодетым — в щегольском костюме в темную полоску с шелковым галстуком и миниатюрным цветком примулы на лацкане, от которого истекал едва уловимый сладковатый аромат с медовыми нотами.

«Надо будет выяснить, кто посетил мадам Энтеви на втором сеансе в прошлую пятницу», — вставая, дал сам себе мысленное задание на завтра Илья Алексеевич, предчувствуя, что этим вечером себе он принадлежать не будет…

С утра околоточный надзиратель Свинцов, расположившись за чашкой чая у подоконника в общей зале, делился с чинами полиции впечатлениями от первого чемпионата России по французской борьбе, которой он был большой поклонник. Иногда Иван Данилович и сам принимал участие в соревнованиях атлетов-любителей и даже пару раз одерживал победы на схватках в Измайловском саду, положив на лопатки механика Косинского и булочника Матюшенко с Литовского рынка. Особенно околоточному надзирателю удавался тур-де-тет, когда, обхватив руками затылок противника, он резко опускался на колени и, наклонив корпус вперед, перебрасывал неприятеля через себя. Пристрастился Иван Данилович к борьбе пару лет назад, когда на прогулке с супругой в саду «Ливадия» откликнулся на вызов побороться на поясах заезжего немца-силача Фосса, гастролировавшего тогда по России.

Нынешние соревнования проходили в манеже графа Рибопьери с невиданным ажиотажем. Схватки длились без срока и не имели разграничения на весовые категории, титул победителя должен был получить атлет, одержавший наибольшее число побед. Назавтра ожидалась финальная схватка между Александром Шмелингом и Мео.

— Поставил на Мео, — потягивая кипяток из блюдца, сообщил околоточный. — Он за 15 минут Липанина разделал и за 20 секунд превосходнейшим бра-руле одолел Андреева. Тот даже удивиться не успел. Вот что значит техника!

— Однако ж Мео уступил Эдельману, — заметил Африканов, рассматривая в «Атлетическомъ вѣстникѣ» турнирную таблицу.

— Какое «уступил»? В первый день? Они вничью отборолись! И это притом, что Мео в тот день руку ушиб.

— А Феликс Бернар? — подключился Спасский.

— И что Бернар?

— Он тоже Мео положил.

— А как твоего Бернара тот же Липанин на «двойной нельсон» взял? — взвился Свинцов. — Попробовал бы он этот трюк с Мео провернуть! Да что говорить, вылетел твой Бернар как пробка, чего о нем вспоминать-то? Говорю вам, Мео победит!

— Шмелинг сильный противник, — опять высказался Африканов, — у него неплохой тур-де-бра…

— Он даже над Бернаром верх взял, — осмелев, добавил Спасский.

Феликс Бернар был французской звездой. Ради дополнительной ажиотации председатель Атлетического общества Рибопьер пригласил в Петербург иностранную звезду, чтобы та провела показательные схватки с русскими атлетами. Выбор пал на уже пожилого, но все еще крепкого Бернара. Своим фирменным двойным «бра-руле» он одолел и Мео, и Липанина, и Адамчевского, но уступил Шмелингу в четыре минуты. Зрители громыхали и неистовствовали.