Роберт Гулик - Призрак в храме

— Был ли среди друзей или знакомых Сэн Саня довольно высокий, худой человек? Щеголеватый такой, например, продавец в лавке или что-то вроде того?

А Лю задумался, наморщив узкий лоб.

— Да, я видел его несколько раз с одним высоким парнем, довольно опрятно одетым, в синем платье. И шапка у него была приличная. Я спросил Сэн Саня, кто это и о чем они так оживленно беседовали, но он попросил меня заткнуться и не соваться в чужие дела. Что я и сделал.

— Узнаешь ты его, если увидишь снова?

— Нет, благородный господин. Они встречались уже в темноте, в переднем дворике храма. Мне кажется, что он был безбородым. Только усы.

— Хорошо, А Лю. Надеюсь, ты сказал нам все, что знаешь. Это в твоих же интересах!

На обратном пути судья сказал помощникам:

— Слова А Лю похожи на правду. Но кто-то постарался сделать его козлом отпущения. Пока что для него безопаснее оставаться в тюрьме. Хун, скажи начальнику стражи, что заседание откладывается до утра. Сейчас мне нужно переодеться, поскольку я обещал женам, что в этот праздничный день мы будем обедать вместе. Потом мы с тобой и начальником стражи отправимся в заброшенный храм, чтобы осмотреть место двойного убийства. Тебя же, Ма Жун, я прошу сегодня посетить северозападный квартал, где живут татары, уйгуры и прочие варвары. Поскольку убийца воспользовался татарским топором, вполне возможно, что он был татарином или китайцем, якшающимся с чужеземцами. Нужна немалая сноровка, чтобы орудовать этими топорами с изогнутой рукоятью так же ловко, как убийца. Просто поброди там по дешевым харчевням, где собирается всякий сброд, и поговори с народом.

— Я могу сделать кое-что и получше, ваша честь! — живо отозвался Ма Жун. — Я посоветуюсь с Тульби.

Старшина Хун многозначительно посмотрел на судью, но тактично воздержался от замечаний. Тульби была уйгурской проституткой, в которую Ма Жун безумно влюбился полгода назад 2 2 См. роман ван Гулика «Убийство в лабиринте». .

Это был короткий роман, потому что ему быстро надоели ее пышные прелести, к тому же у нее оказалась неистребимая любовь к мерзкому чаю с маслом и столь же неистребимое нежелание мыться. Когда он, помимо прочего, обнаружил, что у нее уже есть постоянный любовник, татарский погонщик верблюдов, от которого у нее было два сына, четырех и семи лет, он деликатно прервал с ней отношения. Однако он за счет своих сбережений выкупил ее и приобрел для нее трактир под открытым небом, где она стала торговать похлебкой. Погонщик верблюдов женился на ней, причем Ма Жун был шафером на свадьбе, где его потчевали жареным барашком и неочищенной монгольской водкой; свадьба продолжалась до рассвета, после чего у Ма Жуна было самое тяжелое за многие годы похмелье.

Задумавшись, судья Ди осторожно сказал:

— Как правило, эти люди очень неохотно говорят о своих соплеменниках. Однако, раз уж ты знаешь эту женщину, может быть, она будет с тобой более откровенна. В любом случае не мешает попробовать. Когда вернешься, обо всем мне расскажешь.

Старшина Хун и Ма Жун вместе пообедали в сторожке. МаЖун велел стражнику принести большой кувшин вина из ближайшей харчевни.

— Я знаю, чем меня там будут кормить, — сказал он, криво ухмыльнувшись и опуская чашку, — поэтому мне нужно заранее подготовить желудок. А сейчас пойду переоденусь в какое-нибудь старье, чтобы не вызывать подозрений. Желаю успеха в осмотре храма!

После того как Ма Жун ушел, старшина Хун допил чай и отправился в резиденцию судьи Ди, располагавшуюся позади судебной управы. Старый домоправитель сообщил ему, что, отобедав, судья со всеми тремя женами направился в задний садик. Старшина кивнул и прошел туда. Он был единственным мужчиной в судебной управе, которому разрешалось входить в покои жен судьи Ди, и очень гордился этой привилегией.

В садике было довольно прохладно. Его умело спроектировал предшественник Ди, страстью которого была разбивка садов. Высокие дубы и акации простирали свои листья над извивающейся тропинкой, вымощенной гладкими черными камнями причудливой формы. При каждом повороте слышалось журчанье ручейка, струившегося через низкие заросли, среди которых там и сям виднелись гармонично подобранные по цветам кустарники.

Последний поворот привел старшину на небольшую полянку, окруженную замшелыми камнями. Вторая и Третья жены сидели на скамье из необтесанных камней под высокими, шелестящими стволами бамбука и смотрели на лотосовый пруд, лежащий в самой низкой части сада. За ним находилась внешняя стена, прикрытая искусно рассаженными соснами. Посреди пруда возвышалась маленькая беседка, остроконечную крышу которой с изящно загнутыми вверх углами поддерживали шесть тонких, покрытых красным лаком колонн. В беседке судья Ди и Первая госпожа склонились над стоящим возле балюстрады столом.

— Судья собрался что-то писать, — сказала Хуну Вторая госпожа, — а мы остались здесь, чтобы не мешать ему.

У нее было приятное, добродушное лицо; волосы уложены кольцом на затылке; поверх белого платья на ней была куртка из фиолетового шелка. В ее обязанности входило вести финансовые дела дома. На грациозной Третьей госпоже было платье из голубого шелка с длинными рукавами, перехваченное красным поясом; волосы ее были собраны в замысловатую высокую прическу, выгодно подчеркивающую ее нежное, тонкое лицо. Больше всего она интересовалась живописью и каллиграфией, но любила и различные развлечения на открытом воздухе, особенно верховую езду. На ней лежала ответственность за воспитание детей судьи Ди.

Старшина дружески кивнул им и спустился по каменным ступеням, ведущим к лотосовому пруду. Он поднялся по изогнутому мраморному мостику, перекинутому через пруд. Беседка была построена на верхнем изгибе этого мостика. Судья Ди стоял перед столом с большой кистью в руке и задумчиво рассматривал расстеленный на нем лист красной бумаги. Первая госпожа деловито растирала тушь на боковом столике. У нее было овальное, правильной формы лицо, а волосы уложены в три тяжелых кольца, скрепленные узким золотым обручем. Платье из белого с голубым шелка обтягивало ее прекрасную фигуру, уже несколько склонную к полноте (она отмечала свой тридцать девятый день рождения). Судья женился на ней, когда ей было девятнадцать, а ему двадцать лет. Она была старшей дочерью высокопоставленного чиновника, лучшего друга его отца. Получив прекрасное классическое образование и будучи женщиной с сильным характером, она твердой рукой правила домом.

Первая госпожа перестала тереть тушь в ту-шечнице и подала знак мужу, что все готово. Судья смочил кисть, поддернул правый рукав и одним сильным, плавным движением написал иероглиф «долгая жизнь» высотой в почти четыре чи 3 3 Чи — мера длины, составляющая приблизительно 30 см. .