Анри Кок - Гостиница тринадцати повешенных

– Увидите, увидите! – шептал он своим друзьям, направляясь в столовую. – За десертом будет забава! Командир мне это позволил: хитер будет наш славный господин Паскаль Симеони, если вырвется из моих лап!

В ожидании же, пока настанет время придушить охотника на негодяев, Вергриньон рассыпался в любезностях перед Ла Пивардьером, выбирая ему с блюда самые лучшие куски и беспрестанно наполняя ему стакан. И Антенор де Ла Пивардьер, которому давно не случалось бывать на таком празднике, ел за четверых и пил за восьмерых, повторяя время от времени Паскалю с умилением: «Ах! Какие милые люди!.. Какие любезные люди!..»

Лафемас, со своей стороны, также старался во всем угодить соседу, а тот, в свою очередь, как и Ла Пивардьер, без церемоний, без стеснения позволял за собой ухаживать. Разница была лишь в том, что Ла Пивардьер уже к середине ужина начать бессмысленно поводить глазами и сопеть, как тюлень, тогда как Паскаль и за десертом чувствовал себя так же легко, как и в начале пиршества.

Он опорожнил, однако, около двадцати стаканов, и таких стаканов, в которые входило более двух третей бутылки канарского вина.

– Да уж, – произнес Лафемас с плохо скрывавшей досаду улыбкой, – определенно, вы совершенны во всех отношениях, дорогой господин Симеони.

– А по какому поводу эта внезапная хвала, любезный господин де Лафемас? – поинтересовался искатель приключений.

– Черт возьми!.. Да по такому, что вы не перестаете меня изумлять! Мало того, что вы замечательнейший едок, какого я когда-либо видел, так вы еще и превосходнейший выпивоха! Ах! У меня нет ваших талантов! Если бы я выпил с половину того, что выпили вы, то давно бы уже валялся под столом.

Настала очередь Паскаля улыбнуться.

– Стало быть, любезный хозяин, вы заставляете меня пить лишь для того, чтобы оценить мои вакхические способности?

– Сознаюсь… такие выдающиеся выпивохи меня сильно интересуют… мне любопытно было бы… хе-хе!.. – простите за выражение – узнать их тоннаж.

– И для этого вы нагружаете их так, чтобы снасти погнулись… А не правда ли, забавно иногда видеть человека, словно судно улегшегося в дрейф? Что ж! В таком случае я крайне сожалею, любезный господин де Лафемас, что, несмотря на все ваше желание, не могу доставить вам этого зрелища. Я никогда не пьянею! У меня учителем был человек, который легко мог сказать о всяком то, что сказал Кир, молодой царь персидский, о своем старшем брате Артаксерксе: «Я более сердечен, чем он; я лучший философ, я лучше его понимаю магию, я лучше пью и лучше переношу вино». Имея такого учителя, я если и не стал – увы! – более сердечным, более мудрым и более сведущим в науках, чем другие, то, по крайней мере, приобрел способность выпивать столько же, если не больше, чем кто-либо, совершенно не пьянея. А это гораздо более полезная способность, нежели многие думают. Умеренность – это, конечно, добродетель, но девяти человекам из десяти она оказывается не под силу… А когда не можешь до конца выглядеть добродетельным, то вынужден быть порочным… Но разумно порочным! Так, чтобы не страдать затем от своих глупостей… а главное, не допускать того, чтобы от них страдали… или им пользовались… другие.

При первых же словах этого диалога командира и незнакомца все ловкачи, приостановив свои частные разговоры, замолчали, следя за прелиминариями битвы.

Между тем Лафемас, который был не слишком удачлив в этой перепалке, воскликнул с ухмылкой:

– Теперь я лишь укрепился в своей похвале, господин Симеони. Вы, как никто, достойны восхищения! Такие предосторожности… и даже против пьянства!

– И любопытства, – добавил Паскаль и продолжал, поклонившись: – И, должен сказать, эта последняя предосторожность отнюдь не представляется мне лишней. Как и все эти господа, вы, господин де Лафемас, – человек слишком светский для того, чтобы не суметь придумать, как каким-нибудь обходным путем узнать то, что от вас скрывают.

Легкий ропот, в котором гнева было не меньше, чем одобрения, стал ответом на это, очевидно ироничное, заявление Паскаля. Сделав вид, что он обнаружил в этом гуле лишь вторую его составляющую, искатель приключений снова поклонился.

– Стало быть, – промолвил Мирабель, – всеми вашими бесчисленными достоинствами, господин Паскаль Симеони, вы обязаны некому учителю? И готовы это признать?

– А почему бы мне этого и не признать, сударь? – отвечал Паскаль. – Лишь у Господа нашего все идет от него самого, потому что он Бог, вечный источник всего хорошего, всех красот. Человек же, этот земляной червь, обязан всем и всему. Прежде всего, Богу и природе, но иногда и своему ближнему. Я не настолько неблагодарен, чтобы об этом забывать.

– О! – воскликнул Гребильяк. – Да это уже что-то из высшей философии! Вы ведь вроде как говорили, что ваш учитель не научил вас мудрости?

– Я хотел сказать, сударь, что, похоже, я не очень-то и много пользы извлек из его мудрых уроков, раз уж позволяю себе делать и говорить глупости… в обществе безумцев!..

– Безумцев! Безумцев! – пророкотал шевалье де Бертони. – Несколько рискованное заявление, сударь, вы не находите? Безумцев мало кто уважает… они мало кому интересны.

– Но вы такие безумцы, господа, которые многим интересны, и мне в том числе, и доказательством тому служит тот факт, что я счел за честь познакомиться с вами!

– И кто же этот учитель, этот знаменитый учитель, эксперт в таком множестве наук? – вскричал Вергриньон. – Кто он? Где он? Можете вы нам сообщить это? Потому что, поистине, я, с моим запущенным образованием, желал бы поступить к нему в школу!

– И я! И я! – повторили с пятнадцать насмешливых голосов.

– Охотно сообщу вам, господа, кто он и где вы можете его найти, – серьезным тоном отвечал Паскаль. – Но должен предупредить вас прежде, что он живет не так близко.

– Полноте! В Китае, что ли? – воскликнул Мирабель.

– Не в Китае, но в Индии.

– Так вам доводилось бывать в Индии, господин Симеони? – спросил Лафемас.

– Мне доводилось бывать везде понемножку.

– И этот учитель?

– Один магометанский факир с берегов Короманделя. Он величает себя Падвамати и живет лье в десяти от Мадраса. Это факир mollah [22] Мулла (араб.) – знаток мусульманского ритуала, также учитель. или доктор. О! Он пользуется громадной известностью в своей стране. Теперь, если вы, господа, желаете узнать самый кратчайший путь к Индостану, я в вашем полном распоряжении. Всегда рад буду вам услужить.

Ловкачи хранили глубокое молчание, словно только и ожидая сигнала командира, чтобы выразить искателю приключений свои неприязненные чувства.

Но вместо враждебного знака командир, наполнив стаканы, весело чокнулся с Паскалем, вскричав: