Анри Кок - Гостиница тринадцати повешенных

Наконец носилки остановились, сопровождавший его лакей отворил дверцу. Лафемас обнаружил себя у крыльца незнакомого ему дома; перед ним возвышалась готическая лестница, на которой стояли слуги с факелами, словно указывавшие ему путь…

Он поднялся по лестнице и через минуту очутился в той же гостиной, где мы присутствовали при таком странном – особенно учитывая его развязку – свидании графа Анри де Шале с Татьяной.

Как и накануне, Татьяна и теперь находилась в этой комнате. Только теперь она ожидала там не Любви, а Мести.

– Русская! – вскричал Лафемас.

– Я самая, мессир де Лафемас, – отвечала она, здороваясь с ловкачом. – Но, может быть, вам неприятно, что я пожелала переговорить с вами? – добавила она полусерьезным, полушутливым тоном.

– Как можно! Напротив, сударыня, я весьма польщен…

Признаться по правде, мессир де Лафемас пребывал в некотором замешательстве. Он тут был не в своей роли, несмотря на то что по повелению кардинала имел этих ролей очень широкий и разнообразный репертуар. Прежде всего, он любил вешать, затем считать экю и лишь потом любезничать. Что же до его сердечных дел, то он всегда предпочитал для этого низший класс женщин. У каждого свой вкус. С тех пор как русская – как называл он ее, – поселилась в Париже, он несколько раз встречался с ней, но никогда не пытался заговорить с ней. И вот такой случай представился, хотя сам Лафемас, будь его воля, предпочел бы этого избежать. Повторяем: этот страстный охотник до виселицы был очень равнодушен к женщинам. Нельзя же любить все!

После этого психологического наброска понятно будет то удивление, смущение и неловкость, которые ощущал командир ловкачей, очутившись вдруг в присутствии Татьяны. Этот человек, который всегда смотрел в глаза смерти – ему ли она угрожала, или его ближнему – стоял теперь, потупив взор, перед прекрасной московиткой, неловко вертя в руках фетровую шляпу.

Не понимая настоящей причины смущения Лафемаса, Татьяна, однако, поспешила вывести его из этого неловкого положения.

– Но что с вами, дорогой сударь? – сказала она. – Я же написала: речь идет об услуге, которую вы можете оказать его преосвященству монсеньору де Ришелье. В том случае, если вы согласитесь ее оказать, вам перепадут деньги… много денег. Я пригласила вас только для этого! О! Не волнуйтесь, только для этого, и не для чего более!

Несколько ироническое звучание последних слов задело Лафемаса; в нем нуждаются, стало быть, он может ответить на эту полунасмешку полудерзостью…

– А кто говорит, сударыня, что я забыл содержание вашего письма? – произнес он. – Не принимаете ли вы меня за одного из тех волокит, которые везде видят любовные приключения? Я должен вам сознаться, что, едва я вошел сюда с воздуха, меня несколько ослепил этот блеск свечей… и вскружил голову слишком сильный аромат в вашей комнате.

Татьяна позвонила в колокольчик, и на зов ее вошла Катя.

– Убери эти цветы, – сказала она, указывая на жардиньерку, стоявшую между окон.

Катя повиновалась.

– А! Так от запаха цветов у вас кружится голова, мессир де Лафемас! – сказала холодно Татьяна. – Но не от запаха же крови, не правда ли? Такой ведь запах вам нравится? Так вот: я хочу видеть мертвым одного человека. Согласны ли вы взяться за это? Если да, то мы можем сейчас же обсудить условия.

Подход к делу был слишком резким, но эта резкость скорее понравилась Лафемасу, чем удивила его. Она выводила его на ту почву, где он уже знал как себя держать.

– А! – произнес он. – Так вы бы хотели…

– Я обещала одному человеку запечатлеть в скором времени на его холодном челе мой последний поцелуй ненависти и хотела бы, чтобы вы помогли мне исполнить это обещание.

– Ваш последний поцелуй ненависти! Но чтобы так ненавидеть человека… стало быть, вы все еще его любите, и любите страстно.

Татьяна покачала головой, что, по-видимому, означало: «Неплохо для невежды!»

– Вы правы, сударь, – отвечала она. – Именно потому, что я все еще люблю этого человека всем своим сердцем, я скорее предпочту увидеть его мертвым, нежели в объятьях другой.

– Очень хорошо. А теперь – одно замечание, сударыня. Мы играем открыто. Вы мне изъявляете ваше желание, потому что находите меня способным его исполнить; я, со своей стороны, не отпираюсь от составленного вами мнения обо мне, потому что знаю… что вы вознаградите меня… по достоинству. Однако, как бы вы ни уважали мои таланты и храбрость, а я ваше богатство и щедрость, вы должны знать, что я не какой-нибудь наемный убийца, который из-за куста или из-за угла готов поразить указанную ему жертву. Я принадлежу партии, сударыня, партии сильной; у меня есть хозяин, и я вам заявляю, что если этот человек является другом моего хозяина…

Татьяна пожала плечами.

– Определенно, сударь, – прервала она его, – запах цветов лишил вас рассудка! Не вы ли только что говорили, что хорошо помните содержание моей записки?

– А! – озарило вдруг Лафемаса. – Так ваш враг является также и врагом господина де Ришелье?

– И одним из самых опасных!

– И как его имя?

Татьяна колебалась с минуту.

– Граф де Шале, – сказала она наконец.

– Граф де Шале, – живо повторил Лафемас. – А!.. Граф де Шале! Да, да… Теперь припоминаю… он был вашим любовником… а теперь он любовник герцогини де Шеврез! Этой смутьянки… безумной… приятельницы королевы и Месье… а стало быть, и непримиримого врага кардинала! Что же вы, открыли заговор, что ли? Ну и дела! Заговор! Впрочем, это меня не удивляет! Я уж давно не доверяю этой герцогине де Шеврез! Что же до графа, то я бы не поверил! Чего ему завидовать? Знатен, молод, фаворит короля… окружен почестями, богатством! Но, возможно, его вовлекла герцогиня… Впрочем, говорите, говорите, сударыня… расскажите мне все, что вы знаете, я вас слушаю!

Лафемас, обрадовавшийся тому, что у него появился шанс выказать свою преданность кардиналу, расхаживал по комнате, потирая руки и поводя вокруг себя взглядом гиены, завидевшей добычу.

Татьяна смотрела на него с отвращением, ужасом и презрением.

– Ну же! – произнес командир ловкачей, вдруг остановившись перед ней. – Что же вы мне ничего не говорите?

– Извините, мессир де Лафемас, – отвечала Татьяна, – извините, но для человека, каковым я вас считала, вы ведете себя как настоящий глупец.

– Что?

– А вот что: я предлагаю вам двадцать пять тысяч ливров, чтобы… чтобы оказать мне услугу, а вы воображаете, что я снабжу вас еще и сведениями для выполнения вашей работы. Да вы просто безумец! Да если бы я заметила, как вы говорите, хоть тень заговора против кардинала, с какой же стати я обратилась бы к вам? Кардинал отнюдь не недоступен; я бы отправилась прямо к нему, и заговорщики немедленно были бы наказаны… а я отомщена. Нет ничего проще!