Антон Чиж - Машина страха

Парочка неторопливо брела под руку по ночному переулку.

Ванзаров догнал их на углу Казанской улицы, невдалеке от гостиницы.

– Благодарю, – сказал он, приподнимая шляпу. – Ваш талант гипнотизера заслуживает статьи в «Ребусе». Господин Прибытков безнадежно очарован…

Калиосто не спешил принимать поздравления, Люция вовсе отвернулась.

– Так вы угадали или знали заранее? – проговорил он.

Ванзаров не слишком любил, когда разоблачали его ловушки.

– Предположил…

– Неужели управляли мною?

– Я – нет. Ваш характер управляет вами…

– Простите, не понимаю.

– Это психологика. – Ванзаров произнес вслух опасное слово, благо Лебедев не мог слышать. – Способности медиума у вас, вероятно, не слишком развиты, а провалить сеанс невозможно. Что вам оставалось? Вы применили умение гипнотизировать буквально в одно касание… Заодно взяли реванш…

В знак уважения Калиосто приподнял итальянскую шляпу с большими полями.

– Ваше умение не меньше моей гипнотической силы…

Ванзаров был скромен:

– Всего лишь некоторая тренировка… Позвольте вопрос: был ли среди спиритов тот, кто не поддался вашему влиянию?

– Прибытков и доктор Погорельский, – ответил Калиосто.

– Тогда неизбежный вывод: тот, кто пригласил в редакцию «Ребуса», вам и помешал…

– Но зачем господину Иртемьеву это понадобилось?

– Два простых ответа, – сказал Ванзаров. – Какой предпочитаете?

Калиосто обменялся взглядами с Люцией, будто продолжая начатый спор. Так и не законченный.

– Можно узнать оба?

Сегодня вечером Ванзаров был щедр, как никогда.

– Иртемьев мог испытать на вас действие своего изобретения, – ответил он. – Насколько оно сильно…

– А второй? – спросила Люция, которая внимательно следила за лицом Ванзарова, будто высматривая в нем приметы будущего.

– Тот, кто помешал господину Калиосто, человек не только сильнейшей воли и способностей. Он не верит ни во что: ни в спиритизм, ни в загробную жизнь, ни в вечное проклятие. Он не знает ни жалости, ни сострадания. Для него важна только воля. Все прочее – мусор. Когда господин Калиосто был опасен, его придушили. Изображать медиума позволили. Потому что никаких спиритических сил, которые укажут на убийцу, он вызвать не мог…

– Значит, этот человек был за столом?

– Обе вероятности равны, – сказал Ванзаров.

Люция смотрела ему прямо в глаза.

– Вы нарочно устроили шулерство со стуками?

Скрывать не имело смысла.

– Нельзя было оставить сеанс на волю случая, – ответил Ванзаров. – Тем более вы сидели рядом. И меня бы не выдали. Потому что разоблачение нанесло бы вред господину Калиосто. А этого допустить не могли… Зато содержательно поговорили с Лукерьей…

– Теперь я вижу, – сказала Люция, крепко вцепившись в локоть мага. – Вы страшный человек, Ванзаров. Не менее страшный, чем тот, которого вы ищете… Да, это необходимо: ядовитую змею может пожрать только большая змея, зло может победить только большее зло…

– Благодарю за искренность, мадемуазель, – сказал Ванзаров с поклоном. – Раз будущее для вас прозрачно, скажите, что вы вчера увидели в судьбе Иртемьева?

– Ничего, – ответил Люция. – Он был слишком переполнен чувствами… Но я знаю, что будет с участниками сеанса…

– Чрезвычайно интересно.

– Из восьми завтра останется семь…

Хотелось надеяться, что мадемуазель заранее вычла не только себя с Калиосто, но и Ванзарова. Предсказание будущего требует точности.

– Кто должен погибнуть? – спросил он.

– Не спрашивайте…

– Люция не видит точные образы, – вступился Калиосто. – Она видела семь размытых фигур за столом в той же гостиной… Без лиц.

Для сыскной полиции прозрение было бесполезным. Разве только арестовать всех и рассадить по одиночным камерам. Хотя от того, что суждено, тюремные стены не спасут.

– Постараюсь, чтобы ваше пророчество не сбылось, – сказал Ванзаров.

В темноте улицы блеснули зубки. Люция улыбалась.

– Будущее нельзя изменить, – сказала она.

– Разве не мы сами делаем его?

– Человек – это щепка, что несется в потоке времени… Все предрешено… Все, что должно случиться, случится…

Слушать подобную философию от мадемуазель, с виду почти ребенка, было странно. Порой в полиции встречаются вещи куда более странные.

– Оставьте один шанс, мадемуазель Люция, – попросил Ванзаров.

– От меня ничего не зависит…

– Неужели?

– Слышали о пророчестве кайзера? – спросила она.

Ванзарова мало волновали германские правители.

– В 1849 году в Лондоне гадалка предсказала тогда еще принцу Вильгельму его царствование над всеми немцами, когда Германия была раздроблена, – продолжила Люция. – Год восшествия на престол она назвала сложением цифры этого года с каждой составляющей его цифрой. Получился 1871 год. Принц опечалился, ведь это случится через двадцать два года, когда он будет стар. Тогда гадалка предсказала, что он проживет очень долго. Вильгельм захотел узнать, когда умрет. Гадалка велела сложить дату восшествия на престол с каждой цифрой, составляющей 1871 год. Получился 1888-й и семнадцать лет царствования… Надеюсь, вы помните даты новейшей истории Европы…

Ванзаров помнил. И умел считать. Только красивая легенда не доказывала, что завтра кто-то должен погибнуть.

– Предскажите что-нибудь мне, – попросил он.

– Нет, – резко ответила Люция. – Вам не нужно знать. С этим трудно жить… Не важно, дурное или доброе… Прошу вас, господин Ванзаров, оставить нас в покое… Мы уезжаем из столицы… Здесь слишком опасно…

Маленькая мадемуазель потянула Калиосто с такой силой, что гипнотизера будто ветром сдуло. Даже проститься не успел.

Ванзаров вернулся на Екатерининский канал.

В доме напротив окна были закрыты. Аполлон Григорьевич должен был поджидать внизу с телескопом. Но его не было. Вероятно, дела столь важные, что оторваться от них нет никакой возможности. Подождав немного, Ванзаров пошел проверять посты.

Курочкин и его филер были на местах. Ванзаров хотел остаться, но Афанасий выразил решительный протест: где это видано, чтобы чиновник сыска филерил, да еще ночью? Невозможно представить!

Осталось отправиться домой.

По дороге мысли Ванзарова невольно возвращались к предсказанию. Пророчество тревожило и не отпускало. Ванзаров пришел к выводу, что незнание будущего – благо. Тяжело жить, когда знаешь, что ожидать. Напрасно древние греки бегали к Дельфийскому оракулу. Ни к чему это. Пусть случится то, что должно.

Даже если этому нельзя помешать.

Дворник – существо подневольное. Хуже подкаблучного супруга. Все им помыкают, каждому он обязан услужить. Хозяин дома велит чистоту блюсти и ворота запирать, жильцы ругаются, что ворота запирают, а во дворе мусор, околоточный требует отчет о прописке новых жильцов и подозрительном поведении прежних. Так ведь еще господин пристав вызывает в участок, чтобы раздавать наставления. Столичный дворник только с виду гордый орел: в белом фартуке, с бляхой на груди и метлой во весь рост. А по сути – мелкий винтик полицейской власти. Мелкий-то он мелкий и незаметный, но сломается – и вся машина власти встанет. Потому что на дворнике, как на атланте небо, держится порядок.