Антон Чиж - Машина страха

Тут Ванзаров прикончил один пирожок и взялся за другой. Уж больно вкусны…

Миша тоже выглядел приконченным. Даже забыл наполнить пустую рюмку.

– Уже жалобу подали? – печально спросил он.

– Жалобы пока нет. Логический вывод… Только один вопрос: кто предложил испытать изобретение Иртемьева на маклерах: ты или твой шурин?

Хованский мотнул головой, будто перед ним возник кошмар. Хоть для привидений место и время не слишком удачные. Разве что привидения предпочитают пирожки с налимьей печенкой.

– Ты… Как… Это… Знал… – бормотал он. Пока не схватил графин, жадно через край налил коньяк и выпил залпом. – Ладно, скрывать нечего…

История оказалась вот в чем.

Месяца три назад Иртемьев в приподнятом настроении сообщил, что его опыты дали положительный результат. Изобретение близко к завершению. Суть открытия довольно проста. Иртемьев вернулся из Парижа с идеей: раз мысли можно фотографировать при помощи биометра доктора Барадюка, то должен быть способ помещать чужие мысли в голову человека. Для чего нужно изобрести аппарат на основе биометра, который засаживает в голову посторонние мысли. Для начала надо научиться передавать простейшие мысли, возбуждаемые инстинктами. Самый простой инстинкт – страх. Иртемьев проговорился, что ему удалось довести до состояния страха некоторых испытуемых. Сидели они с Хованским у него дома, Иона Денисович разоткровенничался на хмельную голову. После чего как воды в рот набрал… Миша тоже помалкивал, как родственник и честный человек. Но недавно познакомился с биржевиками. Некий господин Обромпальский рассказал, что крупные игроки больше всего боятся упустить акции, которые ничего не стоят и вырастут в цене. Они как раз выпустили на биржу акции своего предприятия, занимаются поиском нефти в южных губерниях. Акции никому не нужны, падают в цене. Вот бы они пошли в рост… Хованскому пришла в голову блестящая идея: провести испытание на жадных крысах – биржевых игроках. Внушить им страх, что проглядят выгодное вложение. Один начнет скупать акции, другой. А дальше только успевай продавать. Цена на акции взлетит до небес. Миша попросил аванс в тысячу рублей и десять процентов от барыша. Обромпальский с компаньоном согласились на все условия, согнали на торжественный ужин самых крупных игроков биржи, чтобы внушить им страх. Да только Иртемьев отказался дать аппарат. Сказал, что пошутил.

– Я посоветовал Ионе удавиться от жадности, – закончил Миша.

Хованский пришел в веселое расположение, будто скинул камень с души.

– Раз я покаялся во всех грехах, прошу тебя, Родион, ты жалобе не давай ход, устрой как-нибудь, в дальний ящик или под сукно… А деньги полученные верну все, до копейки… Отыграюсь и верну, – закончил он с видимым облегчением. И налил рюмку, чтобы отпраздновать избавление.

У чиновника сыска на этот счет было иное мнение.

– Как выглядел аппарат? – спросил он, промокнув усы и все-таки соблазнившись еще одним пирожком.

Миша помотал головой.

– Иона не показывал, – отвечал он, жуя и закладывая в рот еще. – Никогда не видел… Даже не представляю, что это за штука…

– Работает от гальванической батареи?

– Чего не знаю, того не знаю… Родион, ради нашей дружбы, помоги с жалобой… А уж с меня причитается… Всегда можешь на мои услуги рассчитывать…

Столь выгодное предложение оставило Ванзарова равнодушным.

– Значит, во всех грехах покаялся? – спросил он.

Миша дружески подмигнул.

– Ну, всякой мелочи и не вспомнишь…

– А как же смерть Серафимы Павловны?

Вилка с ломтем буженины застыла в воздухе.

– Это как же понимать? – спросил Миша в глубоком изумлении.

– Раз ты додумался обмануть биржевиков, то тут комбинация еще проще, – сказал Ванзаров, окончательно откладывая вилку. – Тебя лишили наследства, все досталось сестре. Обида живет в сердце. У твоего друга вырастают сестры Вера и Афина. Одна простовата, другая симпатична. Серафима тяжело болеет сердцем. Рождается простой план: сестра умирает от сердечного приступа, а спиритические силы рекомендуют Иртемьеву в невесты Афину. Проходит год траура, Иртемьев женится на Афине. Теперь он должен умереть, а ты вскоре женишься на молодой и красивой вдовушке Афине, получая назад то, чего тебя лишил родитель…

Отбросив буженину, Миша покивал укоризненно.

– Хорошего ты обо мне мнения… Нечего сказать… Да только ошибаешься, Родион… Иона Денисович перед свадьбой написал завещание, по которому все наследство отходит Авдотье, то есть племяннице моей Адели Ионовне… А я его засвидетельствовал…

– Заглядывал в текст?

– Не положено… Иона рассказал…

– Мелкая неприятность. Тебе пришлось искать новое решение. Не так ли?

Хованский скрестил руки на груди и улыбался с победным видом.

– А вот ты и попался, друг мой! – заявил он. – Имеется у меня некий документик, который предъявляю тебе, чтобы имя мое было очищено. Еще прощение у меня просить будешь… Но я тебе заранее прощаю. И рассчитываю на ответную помощь… А жениться на Афине – что за вздор? Она же дочь моего друга… И не в моем вкусе: холодна слишком… Мне требуется кровь погорячее…

– Что за документ? – спросил Ванзаров, наблюдая сияние, которое излучал Миша.

– А вот секрет! Дай слово, что выручишь, – сегодня же представлю…

– Посмотрю, что можно будет сделать… Кто из вашего кружка любит играть в бирюльки?

Убедившись, что его новый друг не шутит, Миша стал вспоминать.

– Да все иногда развлекаются… И Погорельский, и Мурфи, и красотка наша магнетизер… Я сам от скуки фигурки таскаю… Затягивает… Так мы договорились?

Ванзаров поглядывал на дверь ресторана, ожидая Калиосто и Люцию. Но появился совсем другой гость. Мадемуазель Волант отчего-то решила позавтракать именно в «Виктории». Заметив Хованского вместе с чиновником сыска, она слишком быстро развернулась и исчезла. Догонять не было охоты.

Миша приказал официанту подавать горячее, но Ванзаров положил салфетку.

– Ничего не обещаю… Скажи, Миша, а чего ты боишься?

– Высоты, – ответил тот. – В юности оказался на Кавказе, в горном ущелье, глянул вниз и чуть со страху не помер… Не быть мне звонарем на колокольне… А уж сесть в воздушный шар и думать не могу… Помоги, Родион, сделай такую милость…

Милость и милосердие порой не чужды сыску. Вот только применять их следует осмотрительно.

Полицейский опыт говорил: если вляпался в хлопоты – терпи, пока не кончатся. Стоя на чердаке, пристав вспомнил, что про Ванзарова идет слава не только наглеца и умника, друга Лебедева, но и умелого творца неприятностей. Сам Вильчевский в это не верил, считая, что на Родиона наговаривают завистники. Но висящее тело было сильнее любых слухов. Никуда от него не деться. Хоть обстоятельства смерти были столь очевидны, что, как ни копайся, ничего не выдумаешь.