Артур Таболов - Кэш

За многолетнее знакомство между ними сложились взаимно уважительные отношения, отчасти из-за сходства характеров, внутренней уравновешенности, а больше — из-за обязательности, присущей обоим. Ни Панкратов, ни Николай Николаевич никогда не обещали того, чего не могли сделать. И всегда делали то, на что подписались. В отличие от многих милицейских, которые брали деньги и потом находили десятки причин, почему они не могут ничего сделать. Поэтому деловые люди, раз попробовав, больше никогда к ним не обращались.

Каждое дело, за которое брался Николай Николаевич, требовало довольно сложной организации. Говоря современным языком — логистики. Панкратов не знал, как Николай Николаевич строит свои отношения со службой наружного наблюдения, а про прослушку однажды рассказал. Не специально, просто пришлось к слову. Чтобы она была или хотя бы выглядела законной, договаривались со следователем, он вписывал нужные номера в какое-нибудь из уголовных дел, которых в работе у каждого следователя были десятки. Суд, не вникая, санкционировал прослушку. Таким образом она становилась не просто законной, но могла фигурировать в обвинительном заключении в качестве доказательства. Но до этого не доходило, заказчикам достаточно было знать содержание разговоров.

Вечерняя публика в «Кофе Хаус» на Неглинке была не такая, как днём. Почти не было молодежи, всё больше модно одетые дамы, заглянувшие отдохнуть после шоппинга и поболтать с подругами, и интеллигентные пенсионеры, достаточно обеспеченные, чтобы позволить себе чашку эспрессо за сто пятьдесят рублей или ассорти из мороженого за двести пятьдесят. На такого пенсионера был похож сейчас и Николай Николаевич.

— Вам кофе? — поздоровавшись, спросил Панкратов.

— Лучше капучино, — ответил Николай Николаевич. — Кофе здесь не очень.

— Есть проблемы? — спросил он, когда Панкратов вернулся к столику от бара с двумя чашками капучино.

— Есть. Завтра мне понадобится наружка. Три машины. Контрнаблюдение. Это возможно?

— Сделаем. На сколько?

— На весь день. Возможно, еще на день или два.

— Встанет в копеечку.

— Знаю.

— Кто объект?

— Я.

— Вы? — удивился Николай Николаевич. — Неужели стали олигархом? Поздравляю.

— Не стал. И уже не стану. Раньше нужно было начинать, лет двадцать назад.

— А тогда кому понадобилось за вами следить?

— Это и нужно узнать. Будет синяя «хонда» с фальшивыми номерами. Запишите номера… Но не исключено, что еще две или три машины.

— Серьезные дела, я смотрю, — заметил Николай Николаевич. — Прослушка нужна?

— Может понадобиться, потом решим. Пусть ваши люди подтя нутся завтра к половине первого в Строгино. Я буду на «фольксвагене» темно-синего цвета. Госномер.

— Да знаю я ваш номер. Куда в Строгино?

Панкратов продиктовал адрес Веры Павловны. Объяснил:

— Там живет одна дама, за которой следит кто-то на «хонде». Попросила меня помочь.

— Почему она не пошла в милицию?

— Это вы у меня спрашиваете?

— Странные времена, не находите? — проговорил Николай Николаевич не то с недоумением, не то с раздражением. — Есть милиция, но она сама по себе. Есть правительство, тоже само по себе. Даже президент сам по себе. Всё есть, а люди обращаются к нам, а не к ним. К чему мы идём, Михаил Юрьевич?

— Меня тоже последнее время занимает этот вопрос, — отозвался Панкратов. — Не знаю. К чему-то идём. К чему? Узнаем, когда придём. А что прикажете делать? Выходить на Манежную площадь? Или к Белому дому, как в августе 91-го? Выходили. И что получилось?

— Да, ничего хорошего, — согласился Николай Николаевич. — Удивительная страна Россия. В ней всё меняется, и всё остается прежним.

Глубокомысленно помолчали — два немолодых человека, много чего знающие о жизни. Но не знающие главного — куда выносит Россию глубинное течение жизни. Молча допили капучино по двести рублей за чашку, молча пожали друг другу руки и вышли на Неглинку. Николай Николаевич сразу исчез в вечерней толпе, а Панкратов поехал домой. Нужно было выспаться, завтрашний день обещал быть не очень спокойным.

Как и договаривались, Вера Павловна позвонила в начале одиннадцатого и взволнованным голосом попросила срочно приехать.

— Сегодня не смогу, дела, — придал разговору Панкратов элемент бытовой достоверности. — Постараюсь завтра или послезавтра.

— Нет-нет! — горячо запротестовала она. — Сегодня, сейчас! За мной всё время следят, мне страшно. Я не знаю, что делать!

— Ну, хорошо, хорошо, успокойтесь, приеду. Буду у вас примерно в час дня.

Но в Строгино Панкратов приехал в половине первого и некоторое время кружил по кварталу вокруг дома Веры Павловны. Синюю «хонду» с обезьянкой на лобовом стекле он заметил сразу. Она стояла возле соседнего дома так, что из неё был виден подъезд Веры Павловны и выезд из подземного гаража. Водительская дверь «хонды» была открыта, какой-то молодой парень заурядной внешности в шортах и пестрой футболке курил в машине, изображая водилу, который терпеливо ждёт хозяина. Только вот потрепанная «хонда» не очень-то походила на машину, хозяин которой держит водителя. Никаких других подозрительных машин Панкратов не заметил, а машин наружки угадать даже и не пытался, на Николая Николаевича работали профессионалы.

В гостиной Веры Павловны Панкратов пробыл минут двадцать, этого времени хватило, чтобы изобразить «театр у микрофона», как раньше называли радиоспектакли. Панкратов решил обострить ситуацию.

— Я проверил номера синей «хонды», которые вы записали, — сказал он. — Оба номера фальшивые, сняты со старых машин.

— Как это? — удивилась она. — А если тормознет гаишник?

— А то сами не знаете. Откупятся. Но пусть вас это не беспокоит. Я встречусь с Георгием, разберемся.

— Когда вы с ним встретитесь?

— Возможно, сегодня. Или завтра. Пока не знаю. А вы сидите дома и никому не открывайте, только знакомым.

Судя по всему, театр у микрофона убедил невидимых слушателей. Некоторое время «хонда» маячила в зеркале заднего вида машины Панкратова, а потом исчезла и больше ни разу не появилась. Целый день Панкратов колесил по душной загазованной Москве, к тому же с явной гарью шатурских торфяников, не делая никаких резких движений и неожиданных маневров — так, как ездит человек, понятия не имеющий, что за ним следят, и не пытающийся оторваться от слежки. Заезжал в ненужные ему офисы, перекусывал в открытых кафе и снова возвращался в прохладный «фольксваген» с исправно работающим кондиционером. Однажды ему показалось, что сзади очень уж навязчиво привязалась «лада-приора», но он даже её номер не стал записывать. Кому надо, запишут.

Вечером на связь вышел Николай Николаевич: