Артур Таболов - Кэш

— Кто тебе заплатил?

— Да тот мужик, которого ты похоронил на Ваганькове. Ну, помнишь? Я тебе о нём рассказывал. А ты еще не поверил.

— Гольцов?

— Во-во, точно. Гольцов.

Мобильник на письменном столе пролежал до ночи с набранным номером. Кнопку «ОК» Олег Николаевич так и не нажал.

Федя Кривой позвонил в пятницу в семь вечера:

— Дело сделано.

«Вот и всё, — устало подумал Олег Николаевич, закончив разговор.

— Дело сделано. Я ни при чем. Видит Бог, я этого не хотел. Так получилось. Стечение обстоятельств. Судьба!.».

Он перенес плетеное кресло с террасы в сад, поставил его на аллее метрах в трех от того страшного, каменного, закрытого мешковиной. Потом поднялся в кабинет, прихватил из бара бутылку виски. Удобно устроившись в кресле, налил полный стакан и медленно, с наслаждением, выпил.

Теперь можно.

Потом сдернул мешковину и до темноты смотрел на себя — черного, каменного. Он уже нравился сам себе. В нём, каменном, было то, что влияет на жизнь человека независимо от его воли и его желаний.

Судьба.

«— Дело сделано.

— Как прошло?

— Не ссы, всё чисто. С тебя ещё сто косарей.

— За что?

— Он был не один. Бабу тоже пришлось убрать.

— Я не заказывал бабу!

— Мало ли что ты заказывал. Она видела моих. Ждать, когда она их опознает?

— Но.

— Кончай базар. Бабло подгони завтра в «Суши весла» к трём часам. Пятьсот штук. И никаких фокусов, Михеев. Понял?

— Понял.

— Будь!.».

Зловещая запись, которую Панкратову прокрутил Николай Николаевич, все время звучала у него в ушах, пока он пробивался на своём «фольксвагене» к Жулебино по Старой Рязанке, по которой вся Москва, казалось, устремилась на дачи. О том, что он увидит в доме номер 34 по улице Маршала Полубояркова, Панкратов запрещал себе думать. Всегда осторожный за рулем, он шел на рискованные обгоны, подрезал машины, обходил пробки по встречке, вызывая возмущенный рев разноголосых автомобильных сирен. И вот наконец Люберцы, поворот с Октябрьского проспекта на Маршала Полубояркова.

Возле дома номер 34 стояли две машины скорой помощи и три милицейских «форда» с работающими проблесковыми маячками. У подъезда толпились любопытные, их оттеснял милицейский наряд. Пока Панкратов искал место для парковки, из подъезда вышли врачи скорой, погрузились в машины и уехали. На носилках никого не выносили и не грузили в скорые. Что означало только одно: выносить некого.

Панкратов уверенно раздвинул любопытных.

— Посторонним нельзя, — преградил ему дорогу милицейский сержант.

— Свои, — показал Панкратов удостоверение ФСБ.

— Проходите, — посторонился сержант. — Шестой этаж.

— Знаю.

На лестничной площадке курил омоновец в бронежилете, с автоматом Калашникова.

— ФСБ, полковник Панкратов, — предупредил Панкратов его угрожающее движение. — Кто старший?

— Следователь СКП Кравченко. Он там, в квартире. Осторожно, товарищ полковник, не поскользнитесь. Кровищи ужас, никогда столько не видел.

Знакомая двухкомнатная квартира казалась тесной от милицейских и штатских. Оперативная группа была занята привычными делами. Жужжала камера, фиксируя положение трупов, вспыхивал блиц фотоаппарата, эксперты прикладывали к рассыпанным по полу гильзам мерные линейки и показывали фотографу, что снимать. Один труп, накрытый простыней, лежал посередине залитой кровью гостиной, второй, тоже под простыней, на окровавленной кровати в спальне. Три вооруженных омоновца в бронежилетах теснились в гостиной на диване, поджимая ноги, чтобы никому не мешать.

Следователь СКП Кравченко мельком взглянул на удостоверение Панкратова и с неопределенным выражением произнёс:

— Быстро вы всё узнаёте!

— Что здесь произошло? — спросил Панкратов.

— Сами видите. Дверь открыли отмычкой, следов взлома нет. Эти двое были в спальне. Женщина, возможно, услышала шум, вышла посмотреть. Здесь её и. Потом и его. Стреляли из пистолетов с глушителями, соседи ничего не слышали. Похоже, двое. Всё дело закончили минут за пять.

— Оружие бросили?

— Забрали с собой. Бандитские дела, давно такого не было.

— Кто вас вызвал?

— Никто. Была оперативная информация, что готовится покушение на гражданина Гольцова, проживающего в этой квартире. Планировалось на девять вечера. Мы подтянулись на полтора часа раньше. Опоздали.

Панкратов наклонился над трупом в гостиной и осторожно снял с головы простыню, ожидая увидеть коротенькую стрижку Веры Павловны. Но увидел длинные каштановые волосы, слипшиеся от крови.

Это была не Вера Павловна.

Быстро прошел в спальню и снял простыню с трупа мужчины.

Это был не Гольцов.

На следующий день без нескольких минут три Олег Николаевич подъехал к ресторану «Суши весла». С собой у него был кожаный кейс, в нём — пятьсот тысяч долларов, пятьдесят пачек стодолларовых купюр в банковских бандеролях, почти всё содержимое его домашнего сейфа. У него и мысли не возникло кинуть Федю Кривого, было только одно желание — поскорее отдать деньги и постараться стереть из памяти это страшную историю, в которую он был втянут стечением обстоятельств.

Желтая дорожная разметка перед рестораном означала, что здесь разрешена только короткая остановка. Машины высаживали посетителей и сразу отъезжали на ближайшую парковку. Если кто-то задерживался, его вежливо спроваживали швейцар и охранник. Но на этот раз вся проезжая часть перед рестораном была заставлена машинами, которые вроде бы и не собирались никуда уезжать. Стоял милицейский «рафик» с надписью на борту «Главное управление МВД», черная «Волга» с госномерами и тремя антеннами. И тут же синий «фольксваген», показавшийся почему-то знакомым. Какие-то люди в штатском молча стояли у входа, не похожие на посетителей этого дорогого ресторана.

— Заберешь меня минут через десять, — бросил Михеев Николаю Степановичу и вылез из «мерседеса». Дорогу ему преградил швейцар:

— Извините, господин, сейчас нельзя.

— В чем дело? — возмутился Олег Николаевич. — У меня на три назначена важная деловая встреча.

Один из штатских, наблюдавших за входом, повернулся к нему:

— Не состоится у вас деловая встреча, Михеев. Вернее, состоится, но не сейчас и не здесь.

— Михаил Юрьевич, вы? — удивился Олег Николаевич. — Почему не состоится?

— Сейчас увидите, — пообещал Панкратов.

В холле ресторана произошло движение, швейцар суетливо распахнул двери, вышел рослый лысоватый штатский, за ним два омоновца вывели закованного в наручники маленького жилистого человека с голым черепом, в черном сюртуке и с галстуком-бабочкой. Это был Федя Кривой. Омоновцы бесцеремонно засунули его в «рафик», погрузились сами, машина уехала. Рослый штатский закурил и обратился к Панкратову: