Семен Панов - Три суда, или Убийство во время бала

— Этого еще недостаточно, что меня любит первая красавица; надобно, прежде всего, чтобы я любил ее, по крайней мере столько же, как она меня.

— Если бы не любили ее — не избрали бы себе в жены.

— А если, избрав ее, я увидел, что ошибся, что сердце мое ей принадлежать не может, что оно принадлежит другой?

Говоря это, Петровский пристально смотрел в глаза своей дамы, но та опустила глаза, и румянец ее сделался ярче.

— Что, если бы я, вопреки вашему мнению, почитал себя несчастнейшим из смертных?… Что, если бы я перед своей совестью был принужден сознаться, что выбор мой сделан ошибочно, что я потому только стал женихом этой поэтической красавицы, что она в данный момент была превосходнее других? Мог ли бы я тогда надеяться составить счастье той, которая дала мне право называть ее своей невестой?…

— Я не думаю.

— Что же мне следовало бы тогда сделать, по вашему мнению, — отказаться?

— Да, лучше отказаться, чем делать несчастной девушку за то только, что она вас полюбила.

— Но если бы я, как честный человек, признав необходимым отказаться от моей невесты ввиду невозможности составить ее счастье, привел бы это в исполнение, — насколько этим приблизил бы я к себе мое собственное счастье? Кто поручится, что, отказываясь от той, которая меня любит, я могу сделаться обладателем другой, которую я люблю?

— Почему же вы думаете, что это невозможно?

— А если бы разность общественного положения и состояния ставили тому преграды?

— Тот, кто любит, не обращает внимания ни на состояние, ни на общественное положение.

Петровский увидел из этого ответа, что дело его находится в хорошем положении, и пошел прямо к цели…

— Но если я обращусь к вам, Елена Владимировна, не как к советнице только, а как к решительнице судьбы моей, что вы мне ответите? Вы знаете, что Анна Дмитриевна моя невеста, но вы видите также, что я не люблю ее. Завтра я скажу ей честно и откровенно, что я увлекался ею, что теперь люблю другую и не имею права делать ее несчастной. Но затем мне предстоит объяснение несравненно более трудное. Если затем я явлюсь к вам и назову имя той, руку которой я готов купить хотя бы ценой моей жизни; если я представлю вам всю разницу состояния, общественного положения, личных достоинств моих и той, которую я желаю иметь своей женой; если я скажу вам наконец, что имя этой особы Елена Владимировна Русланова, — что вы мне ответите?

В это время мазурка окончилась. Проговорив в смущении: «Я сама ничего не могу ответить», Русланова поспешно удалилась из танцевальной залы и, под предлогом усталости, более туда не возвращалась. Петровский уехал.

На другой день он явился к отцу Руслановой и был принят им с глазу на глаз.

— Я знаю причину вашего посещения, — сказал ему старик, — дочь передала мне вчерашний разговор ваш с нею. Прошу садиться. Дело, с которым вы являетесь ко мне, для меня дороже всего на свете.

Петровский изложил свое предложение.

— Я не могу еще сказать вам ничего решительного, — отвечал старик, — я должен его обдумать, посоветоваться с женой, с дочерью. Ведь в настоящую минуту вы — жених другой. Что скажет ваша невеста? Что будут говорить об этом другие?

— Анна Дмитриевна, женихом которой я имел честь быть, мне отказала и возвратила мое слово. Без этого отказа я не осмелился бы явиться к вам с предложением. Со страхом я жду вашего ответа, который может или погрузить меня в безысходное горе, или сделать бесконечно счастливым.

— Я все же не могу дать вам ответ в настоящую минуту и прошу у вас позволения отвечать вам письменно. Когда вы получите от меня письмо, тогда поступите согласно с его содержанием.

Они расстались.

Между тем Боброва не на шутку занемогла и не оставляла своей комнаты. Когда после разговора с Руслановым Петровский приехал к своей невесте, он нашел ее страшно изменившейся. Он хорошо понимал, что с Бобровой немыслимы какие бы то ни было извороты, и решился сказать ей прямо, что он не в силах сделать ее счастливой и просит, чтобы она сама отказала ему, чем будут спасены приличия, и им обоим будет возвращена свобода располагать собой, как они пожелают.

При этом признании судорожное движение исказило лицо Анны Дмитриевны, глаза ее засверкали, слова замерли на устах. Не дожидаясь ответа, Петровский удалился.

Оправившись, Боброва объявила своим родителям, что только что отказала жениху своему, потому что более его не любит. Старики Бобровы немало этому обрадовались, особенно брат ее был в восторге.

Вслед за этим Анна Дмитриевна слегла в постель. По городу только и толку было о том, что Боброва отказала своему жениху.

Через две недели Петровский получил записку такого содержания: «Приезжайте. Я вас жду. В. Русланов».

Перед самым приездом Петровского родители Руслановой совещались.

— Зачем ему отказывать, когда он ей нравится? Он человек солидный. Одно, что он не богат! Но у нас есть чем поделиться с дочерью, чтобы она не оставила прежнего образа жизни. Мы их поместим у себя, здесь, в своем доме. Он умный человек, будет помогать мне в моих делах, — говорил старик Русланов, — мы его выведем в люди, сделаем из него человека.

Через несколько минут по приезде к Руслановым Петровский целовал уже руки у своей новой невесты, вечером об этом узнал и весь город.

— Этот человек родился в сорочке, — говорили про него в городе.

При этом известии слегшая в постель Анна Дмитриевна встала с постели.

«Я отомщу за себя», — запало ей в сердце.

Как уязвленная львица, бродила она по своей комнате; ей казалось, что Русланова из тщеславия и кокетства отняла у нее жениха, обаяние Петровского в глазах ее удесятерилось.

«Я все покинула для него, — думала она, — и свою надменность, и желание нравиться другим, и блестящие партии, которые мне предстояли. Я поработила перед ним свою гордость, а он посмеялся надо мной. Я не останусь неотмщенной! У меня достанет на это силы. Я не пошлю брата драться с Петровским, я отомщу сама и отомщу жестоко! Он любит Русланову — не бывать же Елене его женой».

Как привести свое намерение в исполнение — Боброва еще не давала себе в том отчета; по крайней мере она старалась отдалять от себя мысль о способе выполнения своей мести до наступления роковой минуты. «Мне нужен помощник», — думала она и стала любезничать с Ичаловым.

Ичалов ожил: он вообразил себе, что она его любит и потому только отказала Петровскому. Он стал наряжаться, прихорашиваться и по целым дням сидел у Бобровых…

Мы знаем, в чем выразилась кровавая месть Анны Дмитриевны.

Вот то прошлое преступников и их жертвы, которое удалось раскрыть Кокорину. Не все, им сообщенное, можно было облечь в форму следственных актов. Однако я все-таки сделал надлежащие допросы для того, чтобы проверить дознание следственными действиями.