Валерия Вербинина - Сухарева башня

– Ладно, тащи его сюда, – усмехнулся Келлер. – Только говорить с Зайцевым буду я. Ясно?

– Поедешь с Жуковым, – обратился Логинов к Назарову, когда немец вышел из кабинета. – И это… Ты прав. Слежку за Ваней надо прекратить. Если нам повезет, от извозчика мы многое узнаем. Это гораздо важнее…

Пока в Большом Гнездниковском решали судьбу возможного сообщника бандитов, помощник агента Опалин лежал в постели, подложив ладонь под щеку, и обдумывал план действий на сегодня.

«Учительница с Большой Дмитровки… Семья Рогга этого… Катаринов… Наташа с утра в трактире. Вечером, что ли, зайти… она, конечно, говорит, что в зал не выходит, но знаем мы эти штуки… Как раз, когда не надо, обязательно по какой-нибудь причине появится и выдаст меня раньше времени. Магазин… как бы узнать, кому он принадлежал? А если…»

Он выбрался из-под одеяла, натянул штаны, пригладил волосы и босиком прошлепал к висящему в коридоре телефону.

– Моссовет? Мне Аристарха Николаевича Евлахова. Из угрозыска его беспокоят. Да, срочно. Аристарх Николаевич, простите, что отрываю вас от дел. К кому я могу обратиться, чтобы узнать насчет магазина, который был недавно, но теперь его уже нет? Ну там, кому он принадлежал… и всякое такое.

Евлахов удивился, но все же продиктовал телефон человека, который мог дать Опалину любую справку, и в конце добавил:

– Сошлитесь на меня, она все сделает…

Опалин так и поступил.

Примерно через час ему перезвонили и сообщили все, что он хотел знать. Владельцем магазина «Арка» был частный предприниматель Аркадий Касьянович Вульф, 1896 года рождения, холостой, член общества воинствующих материалистов. Полтора года назад магазин закрылся, помещение Вульф продал трактирщику Кутепову, а сам отбыл за границу, официально – с целью лечения болезни почек. О каких-либо судимостях Вульфа сведений нет, налоги он платил аккуратно, хотя, впрочем, есть нюанс – фининспектора, который облагал его налогом, недавно посадили за взятки.

– Спасибо, барышня, – сказал Опалин, – вы мне очень помогли.

На самом деле он чувствовал, что совсем не продвинулся вперед. Удравший за границу член общества воинствующих материалистов только запутывал дело. Был ли он связан с бандитами, и если да, то как? И считать ли совпадением, что нужный Опалину человек работал сейчас там, где раньше располагался магазин?

– Аркадий Касьянович, Аркадий Касьянович, – пробурчал Опалин, соображая, – ну да! Вот откуда арка – Ар-Ка, из первых букв имени-отчества… И что? – Он пожал плечами. – Что это мне дает? Да ничего…

Он привел себя в порядок, оделся, позавтракал и отправился в Глинищевский переулок – допрашивать своего тезку Катаринова.

На сей раз дверь открыл не пронырливый агент «Вечности», а сам жених Гали, и выглядел он сегодня вполне прилично, если не считать кругов под глазами. Белая рубашка в мелкую полоску, темные брюки – явно от портного, а не какой-нибудь там москвошвей. Из-под ворота рубашки выглядывала мелкая золотая цепочка. Опалин подумал, что на ней висит крестик – а время, надо вам сказать, было уже такое, когда верующие предпочитали носить крестик в кармане и никак не обозначать его присутствие.

– Мне надо задать несколько вопросов по поводу Гали Евлаховой. Не возражаете? – спросил Иван, представившись.

Катаринов сделал рукой плавный жест, словно хотел сказать, что даже если бы он возражал… Пальцы у него были запачканы краской, а длинные фаланги и узкая кисть окончательно утверждали в мысли, что перед вами какой-нибудь художник.

– Это вы недавно меня искали? Мне Ларион сказал…

– Ларион? – Опалин напрягся. Ему не понравилось, что неожиданно прозвучало имя Стрелка, которого он ненавидел и поклялся во что бы то ни стало найти.

– Ну да, сосед мой. Он в похоронном бюро работает… или артели… что-то такое.

– А! – Иван успокоился. – Да, я приходил.

Комната Катаринова поразила его. Всюду книги, альбомы, листы, баночки с краской, измазанная палитра. В хрустальной чаше, которая явно заслуживала лучшей участи, раскисали погруженные в грязную воду кисти. Неподалеку спиртовка, возле глубокого покойного кресла – кальян. Воздух нездоровый, спертый, словно тут никогда не открывали окна.

– Садитесь, – сказал хозяин комнаты, кивая на стул.

Опалин поглядел на сиденье, увидел тарелку с остатками присохшей яичницы, и его передернуло. То, что кому-то могло показаться артистическим беспорядком, в его глазах окончательно и бесповоротно перешло в категорию свинарника. Он взял тарелку и со стуком поставил ее на стол. Катаринов безучастно наблюдал за ним.

– Вы знаете, что произошло с Галиной Евлаховой? – спросил Опалин.

– Знаю. Ее переехал трамвай.

– И что вы об этом думаете?

– Я об этом не думаю. Это, – Катаринов вздохнул, – это слишком…

Он беспомощно пожал плечами, вытащил из кармана платок и стал вытирать испачканные краской пальцы.

– У нее были враги? – Опалину хотелось поскорее закончить беседу с неприятным ему человеком, и оттого он пер напролом.

– Враги? Нет, конечно.

– Почему «конечно»?

– Что? Ну, почему… Она была милая. Никто не желал ей зла. Вот почему.

– То есть никто не мог толкнуть ее под трамвай?

– Почему? Мог. Какой-нибудь сумасшедший.

– Или наркоман?

Рука Катаринова, держащая платок, застыла. Он спрятал платок в карман и сел напротив Опалина, под портретом дамы, одетой по довоенной моде. С победной улыбкой на алых устах она выходила, подбоченившись, навстречу зрителю из темного фона. И хотя Опалин считал себя реалистом, он нет-нет да поглядывал на нее и думал, что этой красивой даме неимоверно скучно здесь, в одной комнате с человеком, дурманящим себя наркотиками.

– Я так и думал, что Анна Андреевна… – хозяин дома усмехнулся. – Или это был Аристарх Николаевич? Конечно, кто-то из них сказал вам, что я… Но я тут ни при чем. Извините…

– Где вы были вечером 3 февраля?

– Когда? – спросил Катаринов, хотя дата только что прозвучала. – А, 3 февраля… Не знаю. Не помню…

– Тогда был сильный туман.

– Туман? – вяло повторил хозяин дома. – Да, что-то такое было…

– Вспомнили теперь?

– Да. Вспомнил. Утром соседи говорили на кухне. Но я ничего не заметил. Я спал.

– Здесь?

– А где же еще?

– И никуда не выходили?

– Зачем куда-то выходить, когда спишь?

Опалину не понравилась ирония собеседника, но тот шутил, если можно так выразиться, безучастно и даже не пытался улыбнуться. «Ладно, я соседей расспрошу… Узнаю, не врет ли он. И чего ему не хватает? Одна кровать в комнате, женских вещей не видно, значит, обретается тут один. Книги, краски… Живи себе да радуйся. Деньги… не похож он на человека, у которого их нет. Какого черта?»