Никита Филатов - Адвокат революции

— Да, действительно, — без промедления ответил Ленин. — В свете новых задач дня мы, большевики, просто вынуждены были прибегнуть к террору как к одному из методов революционной борьбы. И еще на этапе подготовки восстания нам пришлось, как вы знаете, создавать отряды всяких размеров, начиная с двух-трех человек, которые должны были вооружаться сами, кто чем может: ружье, револьвер, бомба, нож, кастет, палка, тряпка с керосином для поджога. Разумеется, они не способны были противостоять царской армии. Однако вполне подходили для того, чтобы совершать нападения на городовых и прочих государственных служащих, убивать квартальных и жандармов, черносотенцев и казаков, взрывать полицейские участки, обливать солдат кипятком, а служителей закона — серной кислотой. Знаете, товарищи, когда я вижу социал-демократов, горделиво и самодовольно заявляющих: «Мы не анархисты, не воры, не грабители, мы выше этого, мы отвергаем партизанскую войну», — тогда я спрашиваю себя: понимают ли эти люди, что они говорят? Между прочим, известно ли вам, что в Екатеринбурге, по некоторым свидетельствам, сторонники «черной сотни» уже несколько раз обращались в полицию с жалобами на то, что товарищи из боевого отряда Якова Свердлова постоянно терроризируют их и убивают при каждой возможности?

— Значит, большевики больше не осуждают тактику социалистов-революционеров и не возражают против политических убийств? — уточнил кто-то из присутствующих.

— Совершенно верно, товарищ! Однако индивидуальный террор должен сочетаться с массовыми движениями.

— А какова позиция Центрального комитета по вопросу экспроприаций? — поинтересовался присяжный поверенный Жданов.

— Это также вполне допустимое средство революционной борьбы.

— Любопытно… — покачал головой товарищ Курский, член Бутырского райкома РСДРП и активный участник вооруженного восстания.

— Владимир Ильич, насколько я понимаю, задача нашей революции заключается в ликвидации царизма и его главного оплота — помещичьего землевладения? Вы действительно полагаете, что эта задача все еще достижима в сложившейся после разгрома восстания политической ситуации? — задал очередной вопрос Николай Рожков.

— Нет. Я так не считаю.

— Значит, жертвы наши были напрасны? — продолжил Рожков. — Возможно, и вовсе не следовало браться за оружие?

— Товарищ, вы повторяете позицию Плеханова, меньшевиков и прочих господ оппортунистов! — возмущенно парировал Ульянов-Ленин. — Вы совершенно не учитываете того, что до вооруженного восстания народ в России оказывался не способным на массовую вооруженную борьбу с эксплуататорами. После декабря это уже совсем не тот народ! Он переродился. Он получил боевое крещение. Он закалился в восстании. Он подготовил ряды бойцов, которые непременно еще победят в будущих сражениях с самодержавием! А это, поверьте мне, стоило тех человеческих жертв, которые были принесены на алтарь революции. Несмотря на поражение декабрьского вооруженного восстания, именно мы, большевики, использовали все революционные возможности, мы первыми вступили на путь восстания — и последними покинули его, когда этот путь стал невозможен.

— Владимир Ильич, в чем видит партия причины нашей неудачи?

— Почему вообще революция не смогла победить?

Но и на эти вопросы у гостя из Петербурга имелся продуманный, емкий и складный ответ:

— Мы непременно победим. И если не получилось сейчас, то это произойдет в самом ближайшем будущем, можете даже не сомневаться! В этот же раз одной из коренных причин нашего поражения было отсутствие прочного союза пролетариата и крестьянства. Такой союз только складывается, среди крестьян все еще распространены иллюзии о возможности получить землю мирным путем — от царя или через Думу. Недостаточно наступательный, очень неровный характер носила также борьба рабочего класса, из рук вон плохо велась пропаганда в армии и на флоте. Подгадили, конечно, и господа меньшевики, со своими вечными поисками компромисса… — Он брезгливо поморщился при упоминании о недавних соратниках и продолжил. — А после победы над самодержавием от революции демократической мы сейчас же начнем переходить — как раз в меру нашей силы, силы сознательного и организованного пролетариата, — начнем переходить к социалистической революции. Мы стоим за непрерывную революцию. Мы не остановимся на полпути!

…Заседание литературно-лекторской группы московских большевиков Владимир Ильич покинул первым. Хозяин конспиративной квартиры, присяжный поверенный Жданов проводил его до площадки на лестнице, где передал с рук на руки двум похожим, как близнецы, молчаливым боевикам из «военно-технической группы», которые всюду сопровождали товарища Ленина и обеспечивали его безопасность в Москве.

* * *

Десятого мая 1906 года состоялось торжественное открытие Государственной думы Российской империи I созыва, призванной преобразовать Россию из самодержавной в парламентскую монархию.

Восемнадцатого июня прекратила свое существование Марковская республика — уникальное крестьянское самоуправление, установленное еще в октябре на территории Московской губернии. Репрессиям подверглись более трехсот крестьян, однако это не остановило пассивное сопротивление: распоряжения новых властей не выполнялись, назначенные чиновники игнорировались, а на помещичьих владениях подозрительно часто происходили пожары.

А спустя еще три недели государь назначил нового премьер-министра и распустил Думу, которая просуществовала лишь семьдесят два дня и успела провести всего одну сессию…

Первоначально правовой статус Государственной думы и ее место в системе органов власти определялись Манифестом императора Николая II «Об учреждении Государственной думы» и «Положением о выборах в Государственную думу». Согласно этим документам, создаваемому парламенту отводилась роль скорее не законодательного, а «законосовещательного» учреждения с декоративными правами и с весьма ограниченным кругом избирателей.

Однако под давлением многочисленных акций протеста и политических выступлений правительству пришлось существенно расширить полномочия Думы, что нашло свое отражение в историческом Манифесте от семнадцатого октября девятьсот пятого года.

«Установить как незыблемое правило, — провозгласил государь император, — чтобы никакой закон не мог воспринять силу без одобрения Государственной думы и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность избирательного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от Нас властей».

Выборы были непрямые, неравные и не всеобщие.

И все же это были выборы…