Карл-Йоганн Вальгрен - Личное дело игрока Рубашова

Энрике Чуспо Торрес кивнул. Ему стало легче. Пусть голландец поболтает. Он доведет до конца и эту программу. Когда эти полудурки исчезнут из студии, он позвонит жене Урсуле и измученным голосом сообщит, что, к сожалению, должен остаться в студии на всю ночь — готовить программу о брачных играх угря в Саргассовом море, а потом возьмет блондинку-поклонницу в ближайший отель и продемонстрирует ей свои потрясающие мужские возможности.

— Я обнаружил Йозефа-Николая по чистой случайности, — сказал Ван дер Вейден, — благодаря вот этой статье.

Он достал из портфеля газетную вырезку с большой фотографией места аварии.

— Тенерифе, — сказал он, — в марте прошлого года в тенерифском международном аэропорту столкнулись два «Боинга-747». Как мы помним, погибло 597 человек, самая страшная авария в истории гражданской авиации. Остался в живых только один человек — старый русский.

Ван дер Вейден повернул вырезку так, чтобы камера могла дать ее крупный план.

— Здесь мы видим его в больнице Лас-Пальмаса. Врачебное обследование показало, что он непостижимым образом не получил даже царапины.

Профессор загадочно подмигнул камере и достал новую вырезку.

— Четыре месяца спустя. Тяжелая авария в Македонии. Автобус свалился в пропасть в горах, четырнадцать человек погибло, выжил один — старик-русский. Тот же самый… Чтобы понять, в чем тут дело, я начал собирать сведения об этом странном человеке, выходящем живым из любых катастроф. И, как всегда бывает с опытными охотниками, знающими точно, за кем они охотятся, результат не заставил себя ждать. Я обнаружил, что Йозеф-Николай за последние тридцать-сорок лет не раз переживал подобные аварии и катастрофы, все эти случаи документированы АП, УПИ, Рейтер, множеством газет, радиокомпаний, агентствами новостей…

— Первая мысль профессора, — вставил Сандерс, — была чисто умозрительной; он предположил, что Йозеф-Николай бессмертен. Нечто вроде Ута Напиштима, бессмертного персонажа Гильгамеша. [56] Гильгамеш — вавилонский эпос, написан предположительно в XVI веке до Р. X. Того самого, кого бог Эа предупреждал о катастрофах, о великом потопе… он построил ковчег — в общем, библейский Ной.

К Энрике Чуспо Торресу окончательно вернулось мужество.

— Никто, конечно же, не бессмертен, — сказал он. — Ни Бог, ни дьявол, ни наука, даже с помощью всесильной кибернетики, не могут сделать нас бессмертными. Не так ли?

— Конечно-конечно. Но Йозеф-Николай Рубашов очень и очень стар, — сказал Сандерс. — Профессору удалось провести некоторые изыскания за железным занавесом и обнаружить его подлинное свидетельство о рождении. Господин Рубашов родился в Санкт-Петербурге в 1869 году.

Чуспо Торрес покачал головой. Идиоты, подумал он. 1869 год! За время работы над программой кого он только ни повидал, но таких психов — никогда.

— Чтобы долго не задерживаться на этой истории, — менторским тоном заявил он, — скажем так: вам, профессор, удалось разыскать не только свидетельство о рождении, но и самого человека, взять его под крылышко и даже найти ему работу…

Включили сканер, и на экране появилась фотография, представляющая казино в Малаге.

— Оказалось, что Рубашов, — продолжил ведущий, — давайте не говорить пока о его возрасте, это звучит совершенно невероятно… оставим также его невероятное везение в невезении, я имею в виду все эти катастрофы… оказалось, что Рубашов является обладателем… как бы это назвать? Хорошо, назовем это листком бумаги, или листком похожего на бумагу, но доселе неизвестного материала, своего рода документа… И профессор утверждает, что этот документ невозможно уничтожить.

Картинка сменилась — теперь Рубашов стоял на сцене казино со своим контрактом в руке, в окружении любопытных посетителей.

— И с этим странным листком Рубашов, как утверждают, зарабатывал деньги во всех игровых салонах Солнечного Берега, заключая с публикой пари и давая им возможность попытаться уничтожить этот… документ.

Камера вернулась в студию, но ведущий словно бы исчез. На экране все время были только три гостя. Чуспо Торрес подвинулся, чтобы попасть в кадр.

— А не могли бы вы показать нам этот странный листок, господин Рубашов? — спросил он, с трудом скрывая раздражение, вызванное неумелостью операторов. — Нам интересно попробовать сделать то, что не удавалось другим.

Русский отсутствующе кивнул и молча передал контракт Торресу.

— Итак, вернемся к началу нашей программы, — сказал тот, — существуют ли сегодня явления, которые нельзя объяснить с помощью науки? Есть ли в радуге цвета, которые мы пока не видим? Или все это, а у меня есть серьезные опасения на счет, всего лишь блеф? Вот этот документ, например, с совершенно неразборчивым текстом — неужели его и в самом деле невозможно уничтожить? Дорогие телезрители, к сожалению, во время передачи возник целый ряд технических проблем, поэтому мы сделаем рекламную паузу прямо сейчас, а ответы на наши вопросы вы получите сразу после перерыва…

Но рекламной паузы не последовало. Вместо этого в эфир пошел репортаж из замка черной магии Алекса Сандерса в Ноттинг-Хилле, причем вовсе не тот, что Энрике Чуспо Торрес лично сделал месяц назад — там Сандерс зажигал ароматические курения и молился неизвестному демону. Пока ведущий программы ворвался в диспетчерскую, чтобы наорать на продюсера и помрежа по поводу барахлящих камер — в конце концов, это же было их решение автоматизировать передачи, они настаивали на этой чуши на заседании редакции… пока сотрудники студии пытались успокоить разъяренную телезвезду, в эфир пошла совершенно не та передача, причем никто из ответственных за выпуск этого даже не заметил. Зрители увидели странный интерьер — в огромном зале, совершенно черном, с черными стенами и черным потолком, сидели мистер Алекс Сандерс и профессор Ван дер Вейден и пили мятный чай из викторианских чашек. Вокруг них, в воздухе, танцевала мебель, словно она ничего не весила… прямо над ними парил похожий на черное облако рояль, и клавиатура сама по себе наяривала какую-то разухабистую кадриль. Винчестерское кресло поднималось и опускалось по стене наподобие лифта. На изящно плывущей по воздуху скрипке танцевал смычок. По воздуху летали пыльные бутылки, наполненные чем-то, более всего напоминающим утренний туман, а вокруг профессорской головы, словно планеты вокруг солнца, кружились четыре будильника. По столу, то и дело кланяясь танцующим фарфоровым куклам, шли на неизвестно откуда взявшихся ногах часы с кукушкой. Вдруг появился устрашающий сказочный зверь, но, впрочем, тут же исчез, зато никуда не исчезли тысячи снующих по мраморному полу крыс — все они были в отутюженных фраках.