Дарья Дезомбре - Сеть птицелова

Андрон скрутил себе цигарку, присев прямо на сложенный армячок. Собачки тихо лежали у его ног, за рекой румянился закат. Пели, перекликаясь, лесные птахи. Мир Божий казался намедни сотворенным, в нем не было еще человеков. А значит, не было ни смертоубийств, никаких иных печалей. Но глаза Андрона то и дело наполнялись слезами – старики плачут чаще молодых.

Андрон знал, что идет война и принесет много горя, а еще чувствовал, как под ним, в глубине земной тверди, в подземных ходах соляных шахт поселилось зло, взросшее в сероглазом мальчике. Никто из дворовых уже не помнит, как князь Сергей Алексеич назначил его дядькой при наследнике. И то сказать, должность видная – у дядьки и стол свой, и одежа из тонкого покупного сукна, и жалованье – десять рублев в год, а на каждое Рождество с Пасхой – подарки. Как войдет Андрон на кухню – вся дворня встает, уважение проявляет и по отчеству, Васильичем, величает. Да и старость дядьки проводят в тепле, в своей каморке, а не на общих полатях в людской. Одним словом, отличить хотел князь своего молочного братца, зная за ним доброе сердце и истовую честность. Да не вышло.

Поначалу все справно было: Андрон за малым барчуком пуще няньки ходил. И на Тверской гулять водил, и на пони катал, сам заливал ледяную горку в московском саду, ладил змея с трещоткой под мочальным хвостом. Учил мальца с лету городки сбивать, карасей удить в пруду… Когда ж начал он лишнее думствовать? Даже не так, чуять, как его легавые – дичь. А что чуял – поди разбери. Чувствовал Андрон в барчуке чужое, непонятное и совсем не детское. Ничего вроде худого еще не случилось, но задержится, бывало, взгляд княжича на дворовой псине или выводке пищащих котят под крыльцом, так у Андрона сердце опускается и торопится он увести мальчика в дом. А в доме с ним рядом Андрону будто воздуха не хватало и душу крутило при одном взгляде на, как его звала матушка-княгиня, «сероглазого ангела».

Противен стал Андрон сам себе: холопье ль то дело, решать, какую работу исполнять? Но, вот те святая Параскева Пятница, на барщину б пошел, лишь бы отказаться от чести при барчуке службу нести. Да только как отказаться? Как объяснить нежелание исполнять почетные обязанности?

Но тут случилось несчастье и Андронову счастью помогло. Прибило паводком к берегу Москвы-реки покойницу. Из бежавших каторжных, видать, волоса начисто обриты. И потопла та, по всему, совсем недавно – еще не вспучило. Красивая девка, только кожа голая вся ветками да камнями изрезана. Пока ж Андрон рот открыл да крестился, на девку глазеючи (молодой еще был), барчук из-под руки у него как выскочит – подойти поближе. Да не рассчитал по любопытству, поскользнулся в береговой грязи и прямехонько в воду повалился. И унесло б мальца течением, ежели б тогда в руку мертвой девке не вцепился. Андрон же, охнув, бросился в речку и вытащил воспитанника, как кутенка, а после пал в ноги князю, винясь: мол, не годится он присматривать за дитем. И хоть сам Сергей Алексеевич бранил за непослушание только сына, но просьбу уважил, и дважды. Первый раз, когда назначил барчуку другого дядьку. И второй – оставив Андрона при собачках.

Так Андрон Васильевич обернулся просто Андроном, сменил сюртук тонкого сукна на армяк, ел и пил с прочими дворовыми из рук Михайловны-кухарки и ни разу о своем решении не пожалел. А терзался нынче лишь об одном: дай он тогда речке унести барского первенца, засекли б его, старого дурня, до смерти… Зато девчоночки были б живыми. И стоило доезжачему прикрыть глаза, как все трое, взявшись за руки, принимались кружить перед Андроном в воскресных синих сарафанах. И отсвечивая на солнце липовым светом, кружились за ними их длинные тугие косы.

Андрон почувствовал, как скуренная цигарка обожгла пальцы, и отбросил окурок. Пока сидел-вспоминал, створожились вокруг густо замешанные с речным туманом поздние сумерки. Выдохнул над тонкими деревами ветер и стих, а за спиной у Андрона громко хрустнула ветка.

Он резко крутанул головой, и показалось доезжачему, будто качнулась в наросшем на теле кургана молодом ельнике маленькая тень.

– Стой! – крикнул Андрон, вскочил и схватил ружье. – Кто тут?

В ответ – тихий жалостливый вой. Что за чертовщина? Тень между тем обмерла, и вовсе слившись с влажной в тумане хвоей.

Андрон достал из кармана армяка кресало и кремень, щелкнул огнивом. Всполох искр ослепил его и закрывшую лицо ладонями фигурку.

– Не надо, дяденька, – тонко проскулила та. – Анфиска я, Феклы и Григория дочка.

– Анфиска? – Андрон сделал несколько шагов к девочке, нахмурился, разглядев опухшую ногу, исцарапанные руки и бритую головку. – Нешто сбежала?

Девочка кивнула, вздрогнула всем худеньким тельцем:

– Барышня помогла.

Андрон кивнул: конечно, помогла. Все лучшее в барской семье Господь этой рыжей егозе передал.

– А сама-то она где?

Лицо Анфиски сморщилось, того и гляди снова заплачет:

– Там осталась, внизу.

– Это не дело, – кивнул Андрон, взял армяк и набросил на девочку. – Пойдем, покажешь, откель вылезла?

– Не могу, – отшатнулась она. – Нога, вишь, как у меня распухла.

– Ништо, давай-ка на закорки – я тебя отнесу, – улыбнулся Андрон, и Анфиска решилась сказать правду:

– Боюсь я, дядя Андрон. Он там, внизу. Нож у него.

– Так и у меня ружьишко. Небось выдюжим. – Кряхтя, опустился на карачки: – Полезай, голуба.

Медленно обходили они холм над старой шахтой.

– Тут? – спрашивал Андрон. – Али тут?

– Не, дяденька, – обхватив его шею руками, мотала головой Анфиска.

И тут Андрон, глядь, сам увидел саженях в двадцати исходивший прямо из земли столп колеблющегося света.

– Ну-тка, голуба, сходь на землю, – склонился он, чтобы дать Анфиске спуститься.

– Нет, дяденька Андрон, не бросай меня одну, – захныкала Анфиска.

Но старый доезжачий молча снял ее со спины, аккуратно отцепив от рубахи девчачьи пальцы.

– Т-с-с! – шепнул он.

Анфиска и правда замолчала: села на землю, обхватив себя руками, – маленький холмик на большом холме.

А столп света, становясь все ярче в густеющей вокруг темноте, будто сдвинулся – и в нем возникла тень, словно дух ада выходил из земли. Андрон быстро перекрестился, взвел ружье и, подойдя к штольне, заглянул внутрь. И увидел его: подсвеченный снизу плавающим огнем факела, медленно и осторожно переставлял тот ноги по одному ему известным неровностям в стене колодца, шаг за шагом продвигаясь вверх. Вот уж Андрон увидел давно не стриженные – а некогда такие ухоженные – волосы, и грязное, все в белесой пыли, оборванное платье… Еще чуть-чуть, и вылезет наружу.

Тут молодой барин поднял голову – и замер. Андрон трясся всем телом, но глазок ружьишка смотрел барину прямо в глаз. А тот будто не удивился и не испугался вовсе.