Николай Пахомов - Шемячичъ [Proza.ry]

— Ну, хотя бы с предложение некой дани и просьбой отвести войска… Или с чем-то подобным…

— Что ж, владыка, подумаем над твоими словами — дал понять митрополиту, что тому пора и присесть на свое место Иоанн Васильевич. — Есть ли еще кому что сказать?

— Есть, — тут же отозвался престарелый архиепископ владимирский Вассиан.

— Говори, отче, — разрешил великий князь.

— Великий князь и вы, бояре, — с усилием встав с лавки, начал речь ростовский владыка, — все кровь христианская падет на вас за то, если выдавши христианство, побежите прочь, не сразившись с басурманами-татарами.

Слова старца были гневны и разительны. Великий князь нахмурился, бояре зашептались, задвигали толстыми задами, митрополит и остальное духовенство согласно сказанному кивало седыми главами. А Вассиан, обращаясь непосредственно к Иоанну Васильевичу, продолжил:

— Государь, зачем боишься смерти? Не бойся. Ты не бессмертный, а смертный. Но без року, без часа, установленного Господом нашим, смерти нет ни человеку, ни птице, ни зверю. А ежели кому что наречено, то от этого ни пешком не убежать, ни на коне не ускакать, ни на краю земли не спрятаться!..

Бояре, было возмущенно вздернувшие бородами, притихли. Молча, с прищуром глаз, внимал и великий князь. Таких слов ему никто не сказывал.

— Государь, — смотря сурово из-под белесых бровей с покрасневшими от бдений и лет веками слезящимися глазами, рек далее ростовский владыка, — дай мне, старику, войско в руки, и ты увидишь, уклоню ли я лицо свое перед татарами!

Сказав, старец тихо опустился на лавку, склонив главу ниц. Никто не решался нарушить молчание, повисшее в хоромах. Только тоскливое жужжание невидимой мухи, запутавшейся в паучьих тенетах, тревожило эту тишину какой-то несвоевременностью и ненужностью. Но вот, прерывая затянувшуюся тягостную паузу, вновь встал митрополит Геронтий.

— Поспеши к воинству христианскому, государь — осенил он крестом великого князя. — Бог сохранит царство твое силою честного креста, — вставил он в речь свою дорогое сердцу Иоанна Васильевича слово «царство». — Даст тебе победу над врагом. Только мужайся и крепись, сын мой духовный! Не как наемник, но как пастырь добрый потщись за врученное тебе словесное стадо христовых овец от грядущего ныне волка. Господь укрепит тебя и поможет тебе и всему христианскому воинству.

Тут все духовенство встало и в один голос молвило:

— Аминь! Буди тако!

— Хорошо, — выдохнул, наконец, великий князь, — я подумаю.

Что повлияло на решение государя: слова митрополита, речь епископа Вассиана, ропот народа или собственные размышления, — но он отбыл из Москвы к войску. Однако в дороге хитро-льстивые бояре Ощера и Мамон вновь уговорили великого князя в войске не появляться, а остановиться на некотором отдалении. «Повелевать ратями можно и издали, — нашептывали они, как змей-искуситель нашептывал Еве, чтобы совратить ее с пути истинного. — А вот запас расстояния не помешает в случае чего…»

Иоанн Васильевич прислушался к словам вельмож и остановился в Кременце на реке Луже, в тридцати верстах от Угры, где стояли напротив друг друга русские и татарские рати.

«С этой Лужей как бы на самом деле в лужу не сесть, — был ироничен с самим собой великий князь — Впрочем, Господь милостив, — тут же успокоил он себя. — Пора приступать к выполнению плана, решенного на думе — засылать послов и начинать переговоры. Но прежде надо отозвать из войска сына. Нечего Иоанну быть в передовых полках. Там всяко может случиться».

Великому князю уже успели донести, что на Угре произошла крупная стычка между татарами, решившими переправиться через реку, и русскими полками под началом Иоанна Иоанновича. При этом великокняжеский сын так умело начал действовать, находясь в передовых рядах русского воинства и среди пушкарей, что татары в бою потеряли не менее двух тысяч воинов. Понеся ощутимый урон, откатились назад.

Иоанн Васильевич послал грамотку сыну, чтобы тот оставил полки на воевод и прибыл в стан великого князя. Но молодой витязь, почувствовавший уже вкус победы, воспротивился родительскому слову. «Если будет на то воля Господа, то умру здесь, но врагу не уступлю и пяди земли Русской», — ответствовал он через посыльного.

Слова сына разгневали великого князя и он приказал воеводе Холмскому силой принудить Иоанна Иоанновича прибыть в стан государя. Но князь Холмский, получив столь грозный наказ, только руками развел. Даже боязнь навлечь на себя великокняжеский гнев не могла заставить его взять под стражу царственного витязя. Так и остался молодой великий князь с русским воинством.

Пока шли нешатко-невалко переговоры между ханом Ахматом и великим князем, нижегородская рать, руководимая князем-воеводой Василием Ноздреватым и крымским царевичем Нордоулатом, гостившим у великого князя, на судах спустилась вниз по Волге до самого Сарая. Понятное дело: не глазеть на град сей и веси чужие ходила. Прошлась огнем и мечом по ордынским тылам, вселяя в умы татарского люда такой же ужас, который до этого испытывали сами русичи от нашествий Ахмата.

И, как предвидел митрополит, вести о том стали известны в войске Ахмата. Многие татарские мурзы и беи требовали возвращения в родные края, чтобы защитить жен и детей от русских мечей. Началась буза. Хану и его нукерам едва удалось предотвратить мятеж и удержать воинов на берегу Угры. Но моральный дух воинства был подорван, и большого желания нападать на русские полки уже не было. К тому же обещанная Казимиром помощь так и не подходила. Хан едва ли не каждый день посылал гонцов к польскому королю, но их перехватывали не только конные разъезды московского князя, но и в тех землях, которые были под Литвой. Редким посыльным удавалось достичь ставки короля, а еще более редким — возвратиться в стан хана. К тому же приносимые ими вести не утешали.

А тут и осень подошла. И не только с ягодами и грибами, с золотом и багрянцем лесов, но и с хмарью небес и свинцовой тяжестью вод в реках. Вскоре — и того хуже: зачастили долгие русские дожди. А там и сиверко задул, стал пробирать все живое до самых костей.

Чтобы не терять в пустом противостоянии людей, Иоанн Васильевич двадцать шестого октября, когда мороз стал сковывать воды рек, а поземка — перебивать пути-дороги, приказал сыну, братьям и всем воеводам отвести русские полки к Кременцу. А оттуда — к Боровскому, где, встав на выгодных позициях, готовиться дать бой татарам. Но неподготовленное, поспешное отступление едва не превратилось в паническое бегство. Воеводы едва сумели навести порядок — так было расстроено войско. Но, слава Богу, обошлось. Пушкари и пищальники оружия не бросили, сохранили и огненное зелье с боеприпасом. Не побросали копий пешцы, не оставили коней и оружие всадники. И теперь все, став воинским станом у Боровского, с тревогой ожидали приближение врага. Даже поговорка случилась: «Хоть Кременец — делу венец, но Боровское — тоже не воровское».