Николай Пахомов - Меч князя Буй-тура [Proza.ry]

Кстати, и сам бронзовый бюстик князя тут же присутствует, но не Герасимовский, лысоголовый, делающий лицо князя похожим на лицо классического абрека и разбойника, а уже осовремененный, снабженный копной бронзовых, немного вьющихся волос.

С таким продуманным подбором антуража, к тому же снабженным красочными, стилизованными под старину, письменными пояснениями, даже закоренелый нигилист и скептик и тот поверит, что найденный при раскопках Старого городища меч — все-таки меч князя Всеволода, сохраненный провидением до наших времен. А уж про тех, кто влюблен в старину и отечественную историю, так и говорить не стоит — все за «чистую монету» примут и других в том убедят.

В залах Трубчевского музея нашлись места как для стендов с экспозициями всевозможных височных колец, разнокалиберных и разноорнаментированных фибул, шейных гривен, так и для изящного по своему виду и исполнению пояса, ставшего с «легкой руки» работников музея принадлежностью княгини. Правда, какой именно княгини, сказано не было, но оно и так понятно: княгини — супруги князя Всеволода Святославича, дочери Глеба Юрьевича Переяславского, внучки самого Юрия Долгорукого — прекрасной Ольги Глебовны.

Конечно, как всегда, находились «Фомы неверующие», которые, «обласкав» взглядом через витражное стекло сей дивный пояс, «прощупав» визуально каждое его звено, сомневались в принадлежности его княгине.

«К чему нежной княгине на ее шелковые да бархатные платья это металлическое узорочье? Ни к чему! Русские княгини, слава Богу, в ту пору «металлистками» не были… Не чета современным девицам да и некоторым дамам из «высшего света», цепляющим всякие блестящие железяки не только на одежду, что хоть и вызывающе крикливо, но терпимо, а еще и в ноздри, и в пупки, и в более интимные места тела. А это явный признак недостаточности серого вещества в их мозгах».

Княжеской принадлежностью пояс они также не считали: слишком узок — всего два с половиной сантиметра. На таком не то что меч в ножнах не удержать, но и порядочный тесак. К тому же, пояс явно был коротковат, чтобы объять могутную фигуру князя.

«Скорее всего, — размышляли Фомы неверующие про себя, чтобы не накликать на свои головы гнев сотрудниц музея, — пояс принадлежал кому-либо из княжичей. И стан подойдет, и бронь детскую те одевали, и пояс к кольчужке, — прикидывали в уме, — за милое дело, и кинжал… либо малый меч вполне удержал бы».

Вот этот меч князя Всеволода Святославича вместе с частью старогородского клада, а также многими другими экспонатами и был привезен сотрудниками Трубчевского музея в Курский областной краеведческий. Привезен по просьбе коллег для устроения временной экспозиции в рамках действия федеральной программы о взаимном обмене культурными и историческими ценностями и фондами. И пусть денег на культуру в новом демократическо-социальном государстве, пришедшем на смену социалистическому, как всегда, было мало, зато всяких программ — хоть отбавляй! Оно и понятно: не хлебом единым сыт человек… Возможно, и программами…

Неизвестно, обрадовалась ли этому событию курская общественность, которую, кстати говоря, до устроения выставки информировать не очень-то спешили. Музейные работники — народ немножко суеверный. Потому раньше срока оповещать широкие массы о новой экспозиции не торопились: еще ведь непонятно, как все получится… Но то, что ведущий специалист музея Склярик Виталий Исаакович был рад новым экспонатам и новой выставке, это уж точно.

Среднего росточка, немного сутулящийся, если не худой, то щупленький, с всклокоченными русыми волосами, вечно что-то мастерящий, реставрирующий, куда-то спешащий, проводящий на работе чуть ли не полные сутки, Виталий Исаакович и сам был похож на музейный экспонат. Такой привычный — и необходимый! Не появись он хоть на один день — и музей осиротеет, словно лишится половины выставочных залов.

Что привело Склярика на работу в музей, теперь и он сам вряд ли вспомнит и скажет. Может, любовь к старине, к искусству, к культуре родного края… Может быть, подвигли его на это бессмертные строки «Слова»: «А мои-то куряне…». Может, лекции преподавателя Курского педагогического института Юрия Александровича Липкинга, так красочно рассказывавшего о курской старине… Кто знает. Однако спроси любого курянина, время от времени посещающего краеведческий музей, давно ли служит в музее Виталий Исаакович, и тот, не задумываясь, ответит, что, по-видимому, с самого открытия. Затем пожмет плечами — мол, что за глупый вопрос: я школяром приходил сюда — он был, детей приводил — был, внуков вот вожу — он на месте, на боевом посту. Причем, кажется, в одной и той же поре… сухопар, подвижен, эмоционален. Разве что зубов немного поубавилось да волос на голове.

Сказать, что Виталий Исаакович любил свою работу — значит, ничего не сказать. Он жил работой, он был частью работы. Нужно обновить стенды — Склярик тут как тут, нужно отремонтировать какой-нибудь экспонат — у Склярика в руках кисть, молоток, баночка с краской или гипсом, шпатель и долотцо. А еще шильце, отвертка, ножовка, дрель. И многое другое… Не выскользнут, не дрогнут, не испортят.

Нужно дать экспертное заключение по картине, по иконе или по какому иному антиквариату по просьбе следственных органов — опять Склярик. Напишет так, что никакому адвокату и в голову не придет оспорить данное заключение. А возникнет необходимость в статье на темы краеведения — будет вам и статья. Со ссылками на авторитетные источники и с его, Склярика, собственными глубоко аргументированными выводами, которым любой ученый-краевед позавидует.

Больше всего же любил Склярик приобретать для музея новые экспонаты, совершая походы на места сноса старых курских построек или производя обмен с краеведами-любителями, с которыми поддерживал дружеские связи. А чтобы обмены могли иметь место, по собственному почину завел в своей коморке при музее «обменный фонд», в котором всякая всячина нужна и важна. Другой его страстью было устроительство новых выставок, поиск и подбор для них экспонатов, оформление витражей и стендов.

Что и говорить, музей — это его царство-государство, в котором он мог творить по собственному разумению все, не оглядываясь на дирекцию и чиновников из Комитета по культуре. Вот тогда морщины на лице разглаживались, особенно на челе и у глазниц, а взгляд его темно-карих глаз, обычно задумчиво-грустных, как у человека, много повидавшего на своем веку, особенно негативного, вдруг загорался. В них появлялись веселые бесенята, искры человека-творца так и сыпали, что того и глади, как бы не полыхнул пожар!

Поэтому кто-кто, а Склярик уж действительно был искренне рад гостям-коллегам из Трубчевска, привезшим экспозицию, и с присущей ему энергией принялся за обустройство выставки. «Давно бы так».